К дальним берегам - Джил Грегори

— Что? Что случилось? Говори!

Вместо ответа девушка указала рукой на апартаменты Чарльза Трента. Теперь, обуреваемая уже новым страхом, Элизабет поспешила туда.

Доктор Шифнел сидел за письменным столом и что-то писал, но при виде Элизабет поднял голову. Она едва заметила его присутствие. Ее глаза были прикованы к кровати, на которой лежал дядюшка, с головой укрытый шелковым покрывалом.

Доктор встал, в тишине раздался громкий скрип стула, на котором он сидел.

— Я очень сожалею, мисс Трент. Это случилось менее часа тому назад.

Элизабет слепо двинулась к кровати и дрожащими руками откинула покрывало с лица дядюшки. Глаза Чарльза Трента были закрыты, серая кожа казалась ледяной. Страдальческие морщины вокруг рта разгладились. Он выглядел умиротворенным, боль, которая мучила его все последние месяцы, ушла.

Чарльз Трент был мертв.

В помещении стоял тяжелый запах пота, испражнений и блевотины. В кромешной тьме черные фигуры мужчин, лежавших вповалку на полу, были почти неразличимы. Было страшно жарко — удушающе жарко, слышались неумолкаемые стоны и проклятия страдающих людей. Алекс сидел в расслабленной позе, скованные кандалами руки лежали на коленях, темная голова опущена. Но, несмотря на усталость, внутренне он был чрезвычайно насторожен и сосредоточен, внимательно прислушивался к звукам, стараясь не пропустить те, которые ожидал услышать. Каждый его нерв превратился в сплошное ожидание. Этой ночи Александр Бурк ждал много недель. Единственная его надежда была на то, что он и его люди смогут выдержать предстоящие испытания и силы им не изменят.

В нескольких шагах от него звякнули цепи.

— Капитан, — послышался хриплый шепот. — А не думаешь ли ты, что мальчишка обо всем забудет, уляжется спать или еще что-нибудь?

Голос принадлежал Симсу, и в нем слышалось лихорадочное возбуждение.

— Не беспокойся, — мрачно ответил Алекс. — Все будет хорошо.

На самом деле он сам иногда испытывал сомнения, особенно когда мысленно пробегал весь план. Все зависит от мальчишки. Если по тем или иным причинам он окажется вне игры, возможность будет утрачена навсегда. Но Алекс отбросил свои сомнения. Он знал Генри. Мальчик обязательно найдет выход.

Бурк оперся спиной о влажную стену, и его мысли унеслись назад, к самому первому дню пленения, когда Генри был охвачен неистовым и мятежным духом.

— Я хочу остаться с вами! — кричал он. — Мне наплевать, если меня посадят в тюрьму.

Вспомнив теперь разгоряченную, злую физиономию Генри в тот день, Алекс только усмехнулся, хотя тогда ему было не до смеха.

— Слушай меня, — нетерпеливо прорычал он ему, встряхивая Генри за плечи. — У нас слишком мало времени, черт побери! Говори сразу, ты хочешь помочь мне и моим людям или нет?

А затем Алекс объяснил ему свой план, и Генри слушал его с большим интересом. Он разложил мальчишке все по полочкам: тот должен остаться на свободе, но не просто на свободе — а вне подозрений. Генри ни в коем случае нельзя навещать узников, осведомляться о них, вообще проявлять к ним какой-либо интерес. Наоборот, он должен втереться в доверие к англичанам и стать среди них своим человеком.

Это был отличный план — Генри не мог с этим не согласиться. План должен был сработать. Он спросил только, почему бы не осуществить его как можно быстрее, в первые же дни.

Алекс покачал головой. С планом следует подождать до вечера перед отплытием в Англию, когда бы это ни произошло. Любое другое время может оказаться гибельным, потому что «Шершень» не готов к отплытию, а выходить в море на не подготовленном к отплытию корабле, без запасов воды и провизии равносильно самоубийству. Им не хватит времени остановиться на Мадагаскаре или в любом другом месте, потому что англичане будут гнаться за ними по пятам. «Мы должны покинуть Калькутту с достаточным запасом продовольствия, чтобы без остановок пересечь океан и добраться до Америки». Бурк особо подчеркнул: ни при каких обстоятельствах Генри не должен искать с ним встречи до назначенного дня, потому что, если его даже просто заподозрят в симпатиях к узникам, все будет потеряно, надежды на спасение развеются, а сам Генри больше не сможет им помочь.

Проникшийся значением своей роли, Генри торжественно кивал. Хорошо, он не сделает ни малейших попыток приблизиться к Бурку или кому-нибудь из команды до самой ночи перед отплытием. При этом всячески будет выказывать преданность капитану Мабри и всем прочим англичанам и в конце концов завяжет тесное знакомство с ночными дежурными на борту «Шершня».

«Да, план хорош», — снова отметил про себя Бурк. Вокруг него в темноте стонали и вздыхали люди. Дьявол, только бы тело не подвело, только бы хватило сил, потому что силы-то как раз наверняка понадобятся. Тяготы заключения оставили на нем свои следы: побои и наказания, бесконечные дни, проведенные под палящим солнцем, тяжелый подневольный труд. Если сюда добавить еще и скудную еду, и эту зловонную атмосферу проклятой дыры, то станет ясно — есть о чем беспокоиться. Он подумал, что уже месяц не мылся, что давно не чувствовал под собой ничего более мягкого, чем голые доски пола, а руки ныли и кровоточили от бесконечного поднимания и перетаскивания камней. Все же его похудевшее мускулистое тело не утратило силы, может быть, даже стало сильнее: изнуряющий труд сделал его мышцы железными. Только бы он и его измученные люди смогли собраться с силами и сделать одно, неимоверно важное усилие. Только тогда победа и свобода будут завоеваны. И завтра в это время они уже будут на пути домой.

Алекс вздохнул, представляя себе, что найдет дома, когда вернется. Прошло более года с тех пор, как он покинул Филадельфию. Это было в июне 1777 года. За это время он пережил очень многое, но, наверное, гораздо больше событий произошло на родине. Возможно, война уже закончилась — любые новости путешествуют через океан очень медленно. А может быть, сражения еще продолжаются, и тогда в стране еще не утих дикий разгул насилия и кровопролития. Эти мысли немедленно заставили его вспомнить о Дженни. Как она там? И как там маленькая Сара? Многое бы дал, чтобы узнать, что с ними теперь происходит. Скоро, если удача будет им сопутствовать, он уже будет на пути к ним.

Несмотря на необходимость соблюдать спокойствие, Алекса мучило нетерпение. Он слишком много времени провел в цепях, но так и не привык, чтобы с ним обращались, как с собакой. Алекс жаждал, сгорал от нетерпения почувствовать воздух свободы, снова оказаться господином самому себе и капитаном корабля. Он не желал ничего другого, только отплыть наконец из этого проклятого, зараженного места в здоровый и живительный простор океана. Калькутта — адская дыра. Все, что он здесь видел, будет вызывать в нем только ненависть.

Помимо воли его мысли обратились к Элизабет. «Эта золотоволосая шлюха», — думал Алекс с мучительной злобой, и его серые глаза посуровели, а скованные руки непроизвольно сжались в кулаки. Только о ней он пожалеет, покидая эту землю. Алекс вспомнил ее гибкое тело, каскад золотых волос, раскинутых по плечам, фиолетовые глаза, глядящие на него. Черт возьми! Женщин, обладающих такой красотой, следует вешать на рее.