Проба пера - Иван Сербин

Степан ломанулся через поле, путаясь в гниющей картофельной ботве, к лесу. Челнок бежал за ним.

— Стой, малой! Все равно догоню!

— Запаришься! — выдавил на выдохе Степан.

Степан не думал о том, что будет. Он думал о том, что есть. Ирина поехала к нему в институт, даже не спросив, что случилось. А этим… Этим плевать на всех, кроме себя. Вообще на всех. А Степану — нет. И даже если она потом захочет уйти, он обязан ее выручить. Хотя бы потому, что утром она выручила его.

Степан прибавил шаг. Словно бы второе дыхание открылось. Бежать стало легче. Не догонит его Челнок. Ни за что не догонит. Потому что он за себя. А Степан — за Ирину.

— Г…нюк! — процедил Челнок зло.

— Дыхалку побереги!

— Я тебе уши оторву!

— Догони сначала!

Степан достиг опушки секунд на пятнадцать раньше, нырнул в кусты, плюхнулся на сырую траву за трухлявым стволом поваленного дерева. Он видел, как Челнок вошел в лес, остановился, согнувшись пополам, оглядываясь и переводя дух.

— Дурак! — крикнул Челнок. — Пойми! Тебе же в городе появляться нельзя. Завалят!

Степан перевернулся на спину. Закрыл глаза. «Ушел, — набатно пульсировала в висках кровь. — Ушел».

— Степан! Слышь, Степан! Давай я хоть пацанов с тобой пошлю!!!

Да, да. Втирай это фуфло бедным, сказочник. Затрещали кусты, но в другой стороне. Пусть ищет. Пусть. Степан полежал еще минут пять. Дождался, пока станет совсем тихо. Пели над головой птицы да доносился издалека шум трассы. Аккурат до самой Москвы добраться можно. Только Степан-то на звук этот не пойдет. Потому как Челнок — пацан тертый, на таких делах трех собак сожрал. Стоит небось на трассе, его встречает. Нет уж.

Степан поднялся и зашагал по лесу, стараясь держаться параллельно шоссе.

А Челнок пускай постоит, воздухом подышит. Ему полезно.

* * *

Их повязали настолько шустро, что Борик даже хрюкнуть не успел. Стоило им открыть дверцу, вся площадь пришла в движение. Откуда ни возьмись выкатился замызганный «жигуль» и блокировал «БМВ» сзади. Стоящая у проходной компания не то актеров, не то грузчиков метнулась к иномарке, на ходу выхватывая из-под кургузых пиджачков стволы. Дверца распахнулась, чья-то рука вцепилась Диме в волосы и потащила наружу.

— Руки! Руки, падла, — орали глоток в двадцать, не меньше. — Лежать! Лежать, я сказал, падла! Ноги на ширине плеч! Лежать!!!

Бросили на асфальт, в лужу. Вокруг тротуар влажный, конечно, но без луж, так нет, прямо в мокрое положили. Защелкнули на руках «браслеты».

— Вы чего делаете-то, волки? — огрызнулся Борик. — Вы бы бандитов так вязали, как честных граждан!

— Поговори у меня, падла, — весело ответил кто-то.

Дима видел безграничное удивление, написанное на лице Северьяна Януарьевича, стоящего у проходной. Видел заинтересованность столпившихся поодаль кинодеятелей.

— Что, орлы? — спокойно поинтересовался кто-то над головой. Дима вывернул шею, аж позвонки затрещали. Увидел. Невысокий, коренастый мужичок в потертой кожаной куртке, лысоватый, сноровистый. Стоит, засунув руки в карманы, спичку зубами терзает. — Приехали? Сейчас обыщем вашу красавицу-«брюнеточку», глядишь, что-нибудь интересное найдется.

— У вас найдется, — усмехнулся Борик, пластаясь щекой по заплеванному асфальту. — У вас чего только не находится.

— Что-то твой корефан базарит много, — обратился к Диме лысоватый. — Смотрите, как бы вы нам сопротивление не начали оказывать.

— А нам не один болт? — осклабился невнятно Борик. — Больше, чем за «найдется», все равно не повесят. Остальное по совокупности покатит.

— Свидетелей слишком много, — пробормотал Дима. — Сопротивление на нас взвалить не получится. А прежде, чем искать что-то в машине, позовите-ка понятых и предъявите ордер на арест и на обыск.

— Грамотный, да? — лысоватый засмеялся с хрипотцой, прищурился, совсем как «большой папа Владимир Ильич». — Пацан, объясняю тебе конкретно: мы вас пока еще не арестовываем, а только задерживаем «до выяснения», поскольку имеются реальные основания подозревать вас в совершении уголовного преступления, предусмотренного статьями сто шестьдесят третьей, двести девятой, двести десятой и двести двадцать второй УК Российской Федерации. Знаешь, что в этих статьях написано? — Лысоватый забрал у Димы мобильник, принялся набирать номер. — То же, что и у каждого из вас на лбу: «Четвертак строгого».

— Да ладно звенеть-то, начальник, — буркнул Борик. — Больше двадцатника ни в одной нет.

— Прости, ошибся, — усмехнулся лысоватый и стал набирать номер снова. — Двадцатник. А в соответствии со статьей сто шестьдесят восьмой УПК той же федерации, в случае, не терпящем отлагательства, я могу производить досмотр личного имущества без санкции прокурора на обыск, но с «последующим сообщением в течение суток». Так я ведь и не отказываюсь. Обязательно сообщу, что в тайнике, под передним сиденьем вашей машины, обнаружен незаконный ствол. Да еще и паленый. Понял, нет? И давай, браток, без байды этой ученой обойдемся. Как людей укатывать грамотно, ты бабушке своей объяснять будешь. А передо мной пальцами не крути, я не первый год в органах. Таких бобров реально повидал, что лучше бы вообще не знать, что такие люди на Земле есть. Алло? Да, я. Да, взяли, — он посмотрел на Диму. — Молодого и второго еще с ним. Мордатый такой. А как же, обязательно «пробью», обязательно. Сдается мне, на них куча разных подвигов висит. Ну, давай, брат. Давай. Буду ждать. — Лысоватый закрыл трубку, опустил в карман «кожи», усмехнулся: — Вот так, ребятки.

«БМВ» обыскали, как положено, в присутствии двоих понятых — подслеповатого дедушки, «ветерана и заслуженного пенсионера», и молодой девахи, — которых зацепили тут же на остановке. Из кинодеятелей никто в понятые идти не согласился. Дураков нет, врагов конкретных себе наживать. Понятых, конечно, оттерли на пару метров. Салон лысоватый загородил широкой «кожаной» спиной, но ствол, несмотря ни на что, нашел. «Парабеллум». Понятой дед вспоминал, как при Сталине бандитов расстреливали без суда и следствия, и мстительно сверкал слезящимися подслеповатыми глазками. Деваха все понимала и поглядывала печально, однако вступиться побоялась. Власть, блин. С ней лучше не связываться. Того и гляди, краем по делу пойдешь. Кинодеятели смотрели кто с явным злорадством, кто с сочувствием.

— Слышь, отец, — сказал довольно громко Борик, когда ему надоели стенания деда о сладкой боевой юности, — ты не овчаркой в НКВД служил? Тогда грызло прикрой реально. Смотри, выйду — из штанов вытряхну.

За что и получил ногой по причинному месту, скорчился. Тут же получил еще раз, но уже между лопаток. Распластался, ловя ртом воздух.

— На пяточках попрыгай, — весело пошутил кто-то из оперов, и все дружно засмеялись.

— Ну чего, поехали? — спросил кто-то.

Ну и поехали. Правда, не на Петровку, как ожидали Дима с Бориком, а в местное отделение.