Проклятие мертвых Богов - Маргарет Уэйс

— Прошу меня простить, Наставник, — снова начал Рис. — Я очень спешу. Вопрос жизни и смерти. Прошу тебя, отпусти меня.

— Бессмертная душа гораздо важнее тела, брат Рис. Эта жизнь скоротечна, а жизнь души — вечна. До меня доходят слухи, что жизнь твоей души в опасности. — Настоятель крепко держал Риса. — Возвращайся с нами в Храм. Мы поговорим, найдем способ вернуть заблудшую овцу обратно в стадо.

— О другом я и не мечтаю, Наставник, — чистосердечно признался Рис. — Обещаю, я приду в Храм этим же вечером, но позже. А сейчас, как я уже и говорил, мне необходимо быть в другом месте. В опасности сейчас не моя жизнь…

— Прости, но я не вполне верю тебе, брат Рис, — прервал его настоятель.

Остальные монахи Маджере, столпившиеся вокруг них, согласно закивали головами в капюшонах.

— Члены нашего Ордена обыскали в поисках тебя весь Ансалон, и вот теперь, когда нашли, мы не собираемся тебя отпускать. Пойдем с нами, брат.

— Я не могу, Наставник! — Рис начал сердиться. — Пойдемте со мной, если вы мне не верите! Я направляюсь в Храм Мишакаль. Вместе с ее жрецами я иду по следу одного из Возлюбленных, который собирается отнять жизнь у молодой матери.

— Разве ты — шериф этого города, брат? — спросил настоятель. — Разве в твои обязанности входит предотвращение преступлений?

— В данном случае — да! — взорвался Рис.

Небо уже потемнело, появились звезды. Молодая женщина, наверное, уже уложила детей спать и теперь высматривает, ждет Ллеу.

— Этот Возлюбленный… он был… он мой несчастный брат. Только я могу его опознать.

— Паслен тоже его знает, — невозмутимо парировал настоятель. — Кендер сам сможет указать его стражникам.

Рис был поражен. Кажется, тот знает о нем все.

— Кендер знает Ллеу, но он понятия не имеет, где живет молодая женщина. Я не сказал ни ему, ни жрецам Мишакаль.

— А почему? — спросил настоятель. — Ты мог бы указать на ее дом.

Рис сбивчиво забормотал в ответ:

— Все дома там одинаковые. Было бы непросто…

— Лги другим, если должен, брат Рис. Но никогда не лги самому себе. Ты хочешь быть там. Ты хочешь сам, своими руками уничтожить то чудовище, в которое превратился твой брат. Ты жаждешь личной мести, Рис Каменотес. Ты одержим ненавистью, но… — голос жреца смягчился, — Маджере все равно любит тебя.

Он почтительно дотронулся до посоха, который Рис держал в руках.

И словно молния вдруг прорезала тьму, обратив ночь в жуткий день, Рис ясно увидел себя в безжалостном свете. Настоятель говорил правду. Рис мог бы объяснить Патрику, где живет молодая мать. Он намеренно оставил это при себе. Он хотел сам быть там. Хотел вызвать брата на бой, был готов рисковать жизнью женщины ради собственной ненависти.

Рису хотелось упасть на землю, к ногам настоятеля. Ему хотелось выплеснуть из себя тот яд, который разъедал его изнутри, хотелось молить о милосердии, о прощении.

Настоятель держал его за плечо. Выронив эммиду, Рис вцепился в руку монаха свободной рукой, резко дернул, сбивая его с ног и опуская на землю.

— Атта, сторожить! — приказал он.

Собака вскочила на ноги. Она не нападала на настоятеля, просто стояла над ним, оскалив зубы, и предостерегающе ворчала. Настоятель сказал ей что-то, но у Атты был ясный приказ хозяина, и она не собиралась его нарушать.

— Брат Рис… — начал настоятель.

— Она ничего тебе не сделает, если ты не будешь двигаться, Наставник, — холодно сообщил Рис. Он следил взглядом за остальными монахами, которые брали его в кольцо.

Рис подбросил посох носком ноги и поймал обеими руками. Он с тревогой гадал, станет ли эммида сражаться за него. Все-таки он собирался дать отпор слугам Маджере. Он держал посох перед собой, почти уверенный, что тот сейчас треснет и распадется. Но эммида оставалась целой, от нее Рису передавалось тепло и спокойствие.

— Я не хочу причинять вам боль, — сказал он монахам. — Просто дайте мне пройти.

— Мы тоже не хотим делать тебе больно, брат, — заверил один из них, — но и отпускать тебя мы не намерены.

Они собирались подчинить его, сделать беспомощным. Рис мысленно вызвал образ молодой женщины, представил, какая ужасная судьба ее ждет. Пять монахов бросились к нему, намереваясь свалить на землю.

Рис замахнулся посохом. Он ударил одного из монахов в голову, сбив с ног. Другой конец посоха угодил второму монаху в живот, заставив его согнуться пополам, третьему монаху достался удар по затылку — вся серия движений заняла какие-то секунды.

Он сразу же понял, что монахи вовсе не так сведущи в искусстве «милосердного подчинения», как их настоятель, потому что двое оставшихся на ногах отступили назад, осуждающе глядя на него. Настоятель, должно быть, попытался встать, потому что Атта залаяла и щелкнула зубами. Рис обернулся и увидел, что монах прижимает к себе окровавленную руку.

Жалея, что попал на эту улицу, что вообще пришел в этот город, Рис надежно уперся одним концом посоха между булыжниками мостовой, взялся за эммиду обеими руками, оттолкнулся и взлетел в воздух. Он пролетел по дуге над головами ошарашенных монахов и приземлился на мостовую позади них. Посвистев Атте, Рис кинулся бежать.

Он рискнул обернуться, опасаясь, что монахи кинутся в погоню, но увидел только Атту, догоняющую его. Двое оставшихся на ногах монахов помогали подняться упавшим. Настоятель нянчил окровавленную руку и смотрел Рису вслед скорбным взглядом.

Рис на бегу отогнал от себя все мысли о совершенных им грехах.

Он добежал до Храма Мишакаль и увидел Патрика, его жену и Паслена, стоящих у дверей вместе с городскими стражниками. Паслен метался взад-вперед, оглядывая улицу.

— Брат, ты опаздываешь! — закричал Патрик.

— Где ты был? — выкрикнул Паслен, вцепляясь в него. — Уже давно стемнело!

— Идемте за мной! — задыхаясь, сказал Рис.

Он сбросил руку кендера и побежал дальше.

Молодая мать, Камилла, была единственной дочерью зажиточного вдовца, занимавшегося торговлей. Росла она в полном довольстве, упрямой и избалованной и, когда в шестнадцать лет влюбилась в моряка, то, не слушая возражений отца, сбежала с ним из дому и вышла за него замуж. Вскоре у них родились двое детей.

Отец отказался с ней знаться, он даже переписал завещание в пользу своих деловых партнеров. Наверное, время смягчило бы сердце пожилого купца, который на самом деле обожал дочь, но он скончался через неделю после того, как переписал завещание. Вскоре после его смерти муж Камиллы упал с мачты и сломал шею.

Теперь она была вдовой, без средств к существованию, с двумя маленькими детьми на руках. Дуэнья когда-то научила ее шить наряды, и теперь Камилла, спрятав гордость в карман, ходила по домам богатых молодых женщин, к каким некогда причисляла и себя, и выпрашивала работу.