Записки церковного сторожа - Алексей Николаевич Котов

Нет, Блок просто предвидел будущее. Правда, в учебнике советской литературы написали бы, что «Гиппиус звала», а «Блок поддакивал, но сомневался». Но тогда кто из них существовал?.. По Рене Декарту только Блок. Революция, как и любая война, начинается с яркой вспышки, а заканчивается пепелищем. И хорошо, если на нем останется хотя бы одна теплая голландская печка…

Автор этих строк прочитал свою главную жгуче-антисоветскую книгу еще в юности, во времена брежневского застоя. И это был не «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына и не «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. Это была совсем другая книга – сборник «Служу революции» – в которую входила повесть Виктора Кина (Суровкина) «По ту сторону» написанная в далеком 1928 году.

Вот что писал об этой книге еще во времена Советской власти Виктор Шнейдер:

«… Роман вышел несколькими изданиями. Его инсценировали для театра и кино… Романом зачитывались рабочие и студенты, юные «фабзайцы» и седоусые ветераны подполья. Комсомольцы тридцатых годов, уезжая на стройки первых пятилеток, укладывали его в кожаные чемоданчики со своим нехитрым скарбом. В страницах романа, полной страстной веры в торжество своего дела, полных любви к людям и тонкого юмора, живет и будет жить Виктор Павлович Кин, настоящий коммунист и большой писатель…»

Теперь о чем эта книга. Двое друзей, Бейзас и Матвеев, едут на Дальний Восток – последнее прибежище белогвардейцев для связи с революционным подпольем. В дороге они спасают девушку Варю от банды пьяных партизан, а затем знакомятся со скупщиком Жукановым. Свой путь (уже вчетвером) они продолжают на санях пленного скупщика. На одном из постов белых Жуканов пытается избавиться от своих спутников, но не удачно – Матвеев обезоруживает часового белых. Понимая, что скупщик может повторить свою попытку, его хладнокровно убивают.

В Хабаровске, во время боя с белыми, Матвеева ранят в ногу. Ногу приходится ампутировать. Силач и боец-революционер превращается в инвалида. Варя просит его остаться у нее дома. Девушка влюблена в него. Но Матвеев любит другую – Лизу Воронцову. Но Лиза отказывается от инвалида…

«Через два дня он узнал, что такое настоящая скука. Это было как болезнь. Каждый час ложился на него непереносимой тяжестью, и к концу дня он чувствовал себя разбитым, как после хорошей работы. У него пропал сон и поднялась температура; Варя говорила – лихорадка, но Матвеев знал, что это такое…

Он повертывался на бок и лежал несколько часов, не двигаясь, пока не засыпал. Но даже во сне скука не покидала его.

Когда Лиза вышла из комнаты, он думал, что все кончено, а оказывается, дело только начиналось. Никогда в жизни он не любил так…»

Подпольная организация большевиков попадает в тяжелое положение. Матвеев предлагает соратникам свои услуги, но его считают инвалидом.

Матвеев начинает думать о самоубийстве. Он справляется со слабостью, потому что понимает, что: «…в этом городе, в его холодных, острых углах, люди делают свою работу. Люди схвачены этой работой, как обойма схватывает патроны, – а он, истраченный патрон, выброшен из пачки и лежит, вдавленный в землю, и на него наступают ногами…»

Матвеев идет расклеивать ночью листовки. Один, без приказа и без оружия.

Когда Матвеев наткнулся на белый патруль, он не смог убежать и «кинулся в узкий угол, черневший между двумя дворами и замер, прижавшись пылающим лицом к ледяным камням».

Там Матвеев и принял свой последний и страшный бой. Автор описывает его на четырех страницах.

«Он упирался, вертелся как бешенный, и не давался никак. Его можно было только бить, и они (солдаты) отводили душу, колотя от всего сердца, неторопливо, старательно, как выбивают из матраца пыль…»

Когда Матвеева выволокли наружу, драка продолжилась.

«Это была его последняя драка, и он старался, как только мог. Иногда им удавалось прижать его, но потом снова одним движением он вдруг вырывался и бил, что было мочи. Времени у него оставалось немного, и он спешил, одновременно нанося несколько ударов…

Жизнь уходила из тела с каждым ударом сердца, на снегу расползалось большое вишневое пятно, но он был слишком здоров, чтобы умереть сразу…

– Здоровый… дьявол, – донеслось до него. – Помучились с ним.

Это наполнило его безумной гордостью. Оно немного опоздало, его признание, но все-таки пришло наконец. Теперь он получил все, что ему причиталось. Снова он стоял в строю и смотрел на людей, как равный и шел вместе со всеми напролом, через жизнь и смерть…»

Почему я назвал эту книгу контрреволюционной? Не только потому, что талантливый автор Виктор Кин, – пусть помимо своей воли – поставил человека и его желание жить полноценной жизнью – его энергетику – выше революции. Ведь если бы революции не было, рано или поздно Матвеев в похожей ситуации проделал тот же самый путь от «скуки» до своего последнего, решающего боя. Все могло быть иначе по форме, но не по содержанию его жизни. Если сравнить человеческую энергию с весенним ручейком, то человек и не познанное им самим его собственное «я» – только бумажный кораблик, плывущий по этому ручью. Тысячи, миллионы ручейков могут слиться в один (как и почему – уже другой вопрос) и тогда происходят революции, покорение Сибири или открытие Америки. Но человек не выбирает время, в которое он рождается на свет. Человеку свойственно сражаться за себя и суть в том, что, сражаясь, одни становятся миллиардерами, другие – революционерами, а третьи – святыми.

Самый прямой и наивный вопрос, который можно задать здесь: Матвеев плохой или хороший человек? Если кому-то не нравится Октябрьская революция, он, наверное, ответит, – плохой. Другие (не смотря хладнокровное убийство скупщика Жуканова) сочтут его хорошим. Но если мы будем судить о человеке, окрашенном временем в те или иные революционные цвета, не может быть и речи о его личной свободе. Ведь общеизвестно, что там, где нет свободы – там нет ответственности, и не может быть ни права, ни нравственности. Например, Кант говорит, что отрицать свободу человека – значит отрицать всю мораль. Но тогда получается, что… Судить Матвеева нельзя, потому что этот суд перечеркнет любую мораль какой бы она не была: сверхкоммунистической или супердемократической.

Что остается?.. Снова только первоисточник – энергетика человека. Весенний ручеек текущий неизвестно откуда и неизвестно куда. И бумажный кораблик, плывущий по нему.

Для справки: 3 ноября 1937 Виктор Кин арестован как «враг народа». Расстрельный приговор подписан 21 апреля 1938. Роман из времен первой мировой войны «Лилль», написанный лишь на три четверти, а также незаконченная повесть из жизни журналистов, написанные во время работы за рубежом, были конфискованы