Я дрался на бомбардировщике - Артем Драбкин

- При освоении техники пользовались инструкциями?

- Инструкции были, конечно, но переводчика не было. У нас два человека немного знали язык — майор Нахатович и инженер полка. Они эти инструкции немножко разбирали и потом ребятам это рассказывали. Все машины приходили оборудованные шикарно: у них там и светофильтры, и разные занавесочки, и шторки, пепельницы для курения в полете. В шлемофонах они не летали. Шлемофон на башку давит страшно! Например, от Красноярска до Новосибирска примерно 2 часа 45 минут лета, и когда ты в шлемофоне, тебе башку надавит ужас. А у них были хорошие наушники с мягкими «лопухами»: ларингофоны пристегиваешь и летишь.

- В комплекте были американские куртки?

- Нет. Дело как было с машинами: они к нам попадали через вторые руки. Даже не вторые, поскольку было 5 этапов, — они к нам только как в шестые руки попадали. Что было? В кабинах, как правило, висели часы-штамповки — это они часто оставляли. У меня в кабине, у стрелка они клали журналы «Life» с красотками и много блоков сигарет «Кэмел». Там же виргинские табаки. А в то время с табаком было плохо, поэтому мы ходили как кум королю. Что еще клали? Громадные, на весь самолет, белые маскировочные чехлы. Была аварийная радиостанция. Если ты сел в степи и нужно поднять антенну, для этого был коробчатый змей из красивого оранжевого шелка. Мы потом себе плавки из него шили. И шли еще продукты, очень хорошие бортпайки «АВС»: завтрак, обед и ужин. Шикарные консервы были, в коробках: завтрак — «А», обед — «В», ужин — «С». Еще там были очень хорошие бортаптечки с уникальными лекарствами — сульфидные препараты и так далее, антибиотики были. Для технарей два металлических чемоданчика, отвертки с красивыми пластмассовыми ручками, мощнейший Г-образный фонарь, который давал луч на сто метров. И это то, что нам оставляли! А что там до первых перегонщиков?

- Разрешалось смотреть журналы?

- Конечно. Кто же мог чего запретить? Политотдел? Мы в основном базировались на Тайнчи, — у нас там был «гарнизон». Там мы получали обмундирование, отдыхали, клуб работал. Кроме нашего полка, там был БАО. Был основательно обустроен аэродром, расположенный в ровной, как стол, казахстанской степи. Были все необходимые штабные, базовые и прочие гарнизонные службы, размещенные в зданиях поселка Новосухотино, в нескольких километрах от аэродрома. Имелась базовая радиостанция, выполняющая также роль приводной, медсанчасть с небольшим стационаром, прочие службы. Личный состав всех трех эскадрилий нашего полка размещался в землянках, сооруженных в свое время прямо в центре поселка. «Гостиничный сервис» был, конечно, относительным, однако в суровые и ветреные казахстанские зимы у нас было тепло, а это главное.

Командовал нашим полком полковник Петр Семенович Карнаухов, летчик от бога. Это был волевой, решительный и заботливый командир, «слуга царю, отец солдатам»! Зимой нам пригнали 2–3 «Митчелла». Это такая двухкилевая дура, в которую поставили 75-миллиметровую пушку. В экипаже летал заряжающим артиллерист. Вообще Б-25 использовался в авиации дальнего действия. Дальность полета у него была 2,5 тысячи километров, на нем возили грузы югославским партизанам. Одна машина долго у нас застоялась на стоянке, а я как раз был на аэродроме: крутился, что-то делал. Командир увидел меня и говорит: «Полетели со мной, я буду сейчас облетывать, машина застоялась». — «Слушаюсь, товарищ полковник». Залез в кабину, мы взлетели. День солнечный, хороший. Чуть-чуть набрали высоту, немножко отошли от аэродрома. А он охотник — и вдруг увидел стаю волков. И вот он начал эту стаю гонять! На бреющем, буквально по вершинкам мелкого кустарника в этой степи, он гонял на бомбардировщике эту стаю. Я страху натерпелся — не передать! У меня кусты прямо рядом! Рукой дотянуться можно! Волки одурели, но потом, к моему и их великому счастью, им удалось-таки отделаться от нас и залечь в кустах в какой-то ложбинке. Я думаю, что и до сих пор, даже и теперешнее поколение степных волков этой стаи должно смертельно бояться летящего над ними самолета! Полковник заржал, остался доволен. После этого мы по полной программе облетали машину и вернулись. Сам полковник поддерживал железную дисциплину, а тут просто похулиганил, — ему, видимо, хотелось немножко расслабиться. Расслабился, показал, конечно, летное мастерство.

Политотдел полка возглавлял майор Михайлов Леонид Васильевич, бывший летчик. Это был добрейшей души человек, внимательный и отзывчивый. А инструктором политотдела, то есть парторгом полка, был бывший флагманский стрелок-радист капитан Иосиф Яковлевич Хинчин, награжденный орденом Боевого Красного Знамени еще в июле 1941 года. Оба они были, так сказать, настоящими комиссарами от авиации, заслуженными офицерами. Мы чувствовали, что они о нас заботятся, особенно об отдыхе и досуге. Ведь график поставки на фронт максимального количества самолетов был жестким — полеты были почти непрерывными. Поэтому хотя бы краткосрочный отдых был просто необходим. К тому же — молодость. Многим из нас было еще по двадцать — и особой популярностью, безусловно, пользовались танцы: местные партнерши шли нарасхват. Почти ежедневно шли кинофильмы. К тому же у нас талантливые мужики были: певцы, музыканты, артисты, плясуны, поэты, чтецы-декламаторы. Нашим признанным полковым поэтом был штурман старший лейтенант Кронид Обойщиков. Он об этих днях даже целую шуточную «перегоночную» поэму сочинил:

Похудевший, спички тоньше, уложив в мешок харчи,

Собирался перегонщик на работу из Тайнчи.

Нет, его не провожали ни семья и ни жена,

Лишь дорогу освещала казахстанская луна.

У нас был самодеятельный кружок на базе этого клуба. Мы поставили «Без вины виноватые» — серьезную драму Островского. В роли Григория Незнамова был флагманский стрелок-радист Василий Орел, а в роли Кручининой — жена начальника базы Комова. Роль Шмага играл начальник штаба полка — майор Пашин. Я же, как художник полка, был у них гримером. Все прошло на «ура», и мы побывали на гастролях как в окрестных поселках, так даже и в соседнем городе Кокчетаве.

- Вы сами рисовали на самолетах?

- Для меня было несчастьем, что я умел рисовать. Мой начальник связи капитан Лобалюк требовал, чтобы я все время был на полетах. Мне нужно быть на старте, а меня начальник штаба — хренак: чертить график, составлять что-то… За меня даже драчки были: «Что ты его забираешь? Он мне тут нужен, на полетах!» Рисовал я, конечно, много, все газеты оформлял. Способности были, почему потом и в архитектурный попал. Правда, на самолетах я ничего не рисовал.

- Приходилось возвращать самолеты?

- Обратно ничего не гоняли. О чем ты говоришь? Куда возвращать? Я вот о чем расскажу: в августе 1944 г. приказом командующего ВВС ВМФ генерал-полковника авиации Семена Федоровича Жаворонкова из нашего перегоночного полка были направлены на фронт 5 экипажей для усиления вновь сформированного на Балтике 51-го минно-торпедного авиаполка, входящего в состав 8-й минно-торпедной Гатчинской Краснознаменной дивизии. И уже 22 сентября в районе Таллинна экипаж младшего лейтенанта Миши Борисова за 2 боевых вылета в течение одного дня торпедировал два крупных транспорта противника водоизмещением в 7 и 18 тыс. тонн. А в паре с Мишкой действовал экипаж младшего лейтенанта Сашки Богачева: ему очень везло, он в основном действовал как топмачтовик, расчищал дорогу. Экипажи, конечно, были слетанные и действовали слаженно. Помогло что? Они много летали во время перегона, уже выносливость выработалась — беспрерывно же летали. Отсюда у них и богатый пилотажный опыт, и машину они уже знали прекрасно. Командиры экипажей в полку были очень опытные. Из лучших могу назвать Мещерина, Буяненко, Крылова, Антоненко, Макарихина, Клементьева, Патратьева. Они учили тех, кто приходил из летных училищ. И, конечно, когда они на фронт попали, то по сравнению с ребятами, которые только с училища приходили, они были сильнее.