Инцидент в Ле Бурже - Максим Шахов

— Это вместо спасибо, что ли? — саркастически произнес Данилов. — За то, что мы выполнили за вас всю работу?

— Ничего вы не выполнили. — Боровичков в раздражении отвернулся. — С Тропининым мы будем однозначно разбираться. Но только ваши мрачные предположения пока еще абсолютно ничем не подтвердились…

Он внезапно оборвал свою речь и остановился. Молчанов, рассеянно обернувшись, вздрогнул и напрягся, как зверь перед прыжком, увидев идущих к нему людей. Стоявший рядом с ним летчик, смеясь, что-то рассказывал, но Молчанов уже не слушал. Он лихорадочно оглядывался, будто ища лазейку, куда можно спрятаться, а потом, неожиданно для всех, схватил за горло смеющегося летчика, выхватил из-за пояса пистолет, приставил его к виску пилота и, срываясь на дискант, завопил:

— Стоять! Не приближаться! Я требую автомобиль и свободную трассу! Дайте мне уехать или я убью его! Слышите! Я разнесу ему мозги!

Все замерли. На какое-то мгновение толпа прекратила свое движение, все взоры были прикованы к группе русских летчиков, в центре которой стоял бледный человек с пистолетом в руке. Только рокот вертолетных моторов проносился над головами, но и он как будто приобрел тревожную окраску.

— Брось, Молчанов, не дури! — воскликнул Данилов. — Не усугубляй свою вину! Миллионов тебе все равно уже не видать!

— Каких миллионов? — вполголоса спросил Боровичков, не отрывая глаз от своего обезумевшего коллеги. — Впрочем, какая разница? Надо же что-то делать! Эй, Молчанов! В самом деле, прекрати эту комедию. Тебе некуда бежать. Давай просто поговорим!

— Я убью его! — прорычал в ответ Молчанов.

Данилов озабоченно огляделся. До летчиков было не менее двадцати метров. Не прорваться. Оружия под рукой уже не было. Он настолько уже привык к мысли, что должен противостоять замыслам мистера Костелло, что даже сейчас не надеялся ни на чью помощь. Как выяснилось, ошибался.

Молчанов на мгновение отвел в сторону руку с пистолетом, и тут летчик, стоявший у него за спиной с моделью самолета в руках, взмахнул ею и обрушил ее всей тяжестью на голову обезумевшему земляку. Молчанов выпучил глаза и стал падать лицом вперед на асфальтированную дорожку. Но упасть ему не дали летчики — навалившись со всех сторон, они скрутили его, выбили пистолет и, завернув руки за спину, повели куда-то, видимо, еще не вполне сообразив, что произошло. У Молчанова была разбита голова, и он был на грани беспамятства.

— Что же это такое?! — воскликнул Боровичков, больно хватая Данилова за плечо. — Что происходит, я спрашиваю?! Что, и в самом деле — бомба?! Не молчите! Я требую, чтобы вы немедленно все объяснили!

— До вас как до жирафа доходит, — буркнул Данилов, высвобождая плечо. — В самолет заложена бомба. Завтра во время показательного полета она должна рвануть. Собственно, уже неделю я пытаюсь разжевать вам эту историю… Мне уже надоело. Пусть Тропинин рассказывает вам подробности, все-таки он непосредственный участник.

Боровичков оглянулся — к летчикам, державшим Молчанова, уже бежали полицейские и агенты в штатском. Он замахал руками и кинулся им наперерез.

— Держите Тропинина! — бросил он на ходу. — Я попытаюсь уладить… Нам не нужна огласка.

Однако полицейские уже надевали на Молчанова наручники. Завывая сиреной, откуда-то мчалась «Скорая». Боровичков остановился и устало произнес:

— Раньше не могли, что ли? Все у вас через… одно место… Ладно, оставайтесь на месте. Буду звонить нашим — в ФСБ…

Данилову было уже все равно. Он давно понял, что в любом случае окажется крайним в этой истории. Ну что же, главное все-таки не то, что на него повалятся все шишки. Главное, что взрыва не будет и что имя Юлии так и не прозвучало. Можно ли сделать это теперь, когда неизбежно разбирательство? Она уже далеко. Но кто знает… Нет, он будет молчать и дальше. Никому здесь не интересно имя женщины, которая уже поменяла кучу мужей и гражданств. Она призрак, облако, сновидение. Эхо, которое растаяло на парижских улицах. Тревожить его ради того, чтобы в следственном деле появилась лишняя запись? Зачем?

Данилов почувствовал, как кто-то коснулся его плеча, и обернулся. Боровичков повелительно кивнул головой:

— Ну все, нас вызывают. Едем немедленно. Это недалеко. И не валяйте дурака, как это вам свойственно. Там этого не любят.

Белый, с серебряным отливом красавец-лайнер неторопливо выбрался на прямую, покатил по гладкой, как стекло, полосе, наращивая скорость, и завыл, зарокотал турбинами. Брызги солнца водопадом покатились с его звенящих крыльев, высветили яркое пятно российского триколора на хвостовом оперении, превратились в золотой вихрь, мечущийся над взлетной полосой. А еще через несколько секунд он вдруг оторвал свое могучее тело от земли и, сделавшись в одно мгновение невесомым, поплыл в горячем воздухе под аплодисменты восторженной публики.

Демонстрационный полет нового российского лайнера «Экстра-Джет» прошел на ура и вызвал массу восторгов. Наверное, в руководстве авиапрома довольно потирали руки и подсчитывали вероятные прибыли. Предварительно им, конечно, пришлось вытереть холодный пот со лбов, узнав, какой сюрприз готовился к демонстрационному полету, но вряд ли волнения были долгими. Ведь служба безопасности сработала, как всегда, четко, и опасаться больше не стоило.

Данилов и Ликостратов наблюдали за полетом «Экстра-Джет» не вживую, а на большом телевизионном экране в салоне другого воздушного лайнера, который нес их на высоте десять тысяч метров над землей, неумолимо удаляясь от благословенного Парижа. Все было кончено.

Накануне, уже поздно вечером, Данилова неожиданно вызвали в российское посольство, где его принял суровый широкоплечий человек в темно-синем костюме, не по возрасту седой и крайне немногословный.

— Завтра состоится демонстрационный полет, — сообщил он, пристально глядя на него. — Состоится в штатном режиме. Вы меня поняли, да? Мне известно, что вы приехали сюда, чтобы сделать об этом репортаж. Однако вы и ваш напарник — Ликостратов, кажется? — завтра рано утром вылетаете в Москву. Билеты и документы — все уже готово.

— Но… — раскрыл рот Данилов.

— Не в наших интересах привлекать внимание к некоторым обстоятельствам, которые сопутствовали… гм, проведению этого авиасалона, — перебил его широкоплечий человек и добавил с нажимом: — Это и не в ваших интересах, между прочим… Нам удалось добиться взаимопонимания с парижскими властями. Они согласны закрыть глаза на некоторые странности… Одно условие — ваше полное молчание. Никаких подробностей, никаких публикаций. Вы не имеете к этому ни малейшего отношения. И это не обсуждается, как вы понимаете.

Данилов сказал, что все понимает, и наутро они с разочарованным Ликостратовым покинули Францию.

— Черт возьми! — с горечью прошептал фоторепортер, с отвращением глядя на экран телевизора. — Я должен был это заснять! Такой шанс! Я прохлопал его! А что скажет Самусевич? А еще Мариночка! У нас завязывались такие отношения…