Кольца духов - Лоис МакМастер Буджолд

– А теперь попробуй! – приказал сеньор Ферранте. Мгновение спустя голос Вителли, видимо, старавшегося не сбросить перец с языка, промямлил:

– Я ничо не чусую, вамилось.

– Не может же он бездействовать! Перец. Язык. Ты не испытываешь прилив красноречия?

– Нет.

– Хм. Ты не чувствуешь, что можешь подчинить чужие мысли? Солги мне и убеди меня, что ложь – это правда. Какого цвета у меня волосы?

– Шерпы, вамилось.

– Скажи: рыжие.

– Ры… шерны! – Последнее слово было выкрикнуто так, что могло сместить перец.

– Но скажи: рыжие!

Краткое молчание.

– Бог мой! – прошептал Ферранте. – Перец заставляет говорить правду?

– Наконец-то сообразил! – проворчала Фьяметта.

– Видимо, правда в его мыслях занимает мало места, – заметил Амброз.

– Нет, не выплевывай! – приказал голос Ферранте. – Я должен убедиться. Сколько… сколько тебе лет?

– Тридцать два года, ваша милость.

– Где ты родился?

– В Милане.

– Как… э… тебя зовут.

– Джакопо Шпренгер.

– Что-о! – Голос Ферранте слился с голосом Монреале в возгласе изумления, когда аббат стукнул кулаком по столу, вскричав:

– Что-о! Этого не может быть!

Из тамбурина донеслось перханье и бурчание человека, отчаянно вытирающего рот полотенцем.

– Заклинание вынуждает говорить правду? – спросил Ферранте у секретаря.

– Видимо так, ваша милость, – ответил Вителли-Шпренгер с явной злостью. После недолгой паузы под, кто знает, каким яростным взглядом сеньора Лозимо, секретарь продолжал неохотно:

– Фамилию Вителли я взял… в юности. После… после маленького недоразумения с законом в Болонье.

– Ну… Половина негодяев в моих отрядах напридумывала себе новые фамилии. Но я не предполагал, что ты что-то от меня утаиваешь, милый мой. – Тон Ферранте был снисходительно-прощающим, но в нем пряталась опасная холодность стали.

– Все люди что-то утаивают, – с тревогой сказал Вителли, затем его голос стал вкрадчивым:

– Вам угодно самому проверить перец, ваша милость?

– Нет, – ответил Ферранте с той же иронией в голосе. – Я вполне полагаюсь на тебя. Или на Бенефорте. Но, дьявол, какое сокровище! Только вообрази, каким он будет подспорьем при допросе пленных? Или людей, припрятавших свое золото и драгоценности… – От этой мысли у него даже голос прервался.

– Господи! – простонал аббат Монреале совсем иным тоном. – Неужели не существует магии, самой белой, человеческих намерений, самых чистых, которые невозможно извратить? Если даже сама правда не божественна… – Его губы растянулись в гримасе боли.

– Кто такой Джакопо Шпренгер? – прошептал Амброз. Видимо, как и Фьяметта, он не мог одолеть ощущения, что раз они слышат Ферранте, то и Ферранте может их услышать.

– Возможно ли? Тот в красном на башне… но он стал таким худым! Я расскажу вам, но позже, шшш! – Монреале наклонил ухо над тамбуринчиком, как и Фьяметта, пытаясь угадать, какие новые приготовления Ферранте и Вителли скрываются за различными шорохами. Однако на этот раз случайное слово, приказание, скрип, казалось, говорили ему гораздо больше, чем Фьяметте, потому что он начал тихо высказывать догадки Амброзу и ей.

– По-моему, они чертят на полу магическую фигуру. Линии, сдерживающие мистические силы планет или их металлов… священные имена, чтобы подчинять себе или сдерживать силы их духов. Должен сказать, очень странное сочетание высшей и низшей магии.

– Они стараются подчинить дух батюшки этому жуткому кольцу с личиком младенца? – расстроенно спросила Фьяметта.

– Нет… то есть не этой ночью, мне кажется. Я не слышал ни единого звука, указывающего, что они устанавливают тигель. А ты? Видишь ли, кольцо должно быть отлито заново, чтобы металл был жидким в момент заклятия и принял внутреннюю форму духа.

Фьяметта, вспомнив, – как сама создавала львиное кольцо, закивала.

– Кольцо с младенцем они в любом случае не могли бы перелить для твоего отца, – продолжал Монреале. – Серебро предназначено для женских духов. Для Просперо Бенефорте лучше всего подойдет золото. Если они понимают, что делают. Но к несчастью, они как будто это хорошо понимают. И неудивительно, если Вителли – Шпренгер. – Он был блестящим студентом в… – Монреале умолк, так как из тамбуринчика вновь донеслись голоса.

– Черный кот для колдуна, черный петух для солдата, – сказал Вителли. – Передайте мне мешок с котом, ваша милость, через линии, когда я войду в квадрат и замкну его. – И он перешел на латынь, произнося формулу, гораздо чище, чем Тейр или даже Ферранте.

– Заклинает свой нож, – пробормотал Монреале.

– Для чего он ему? – спросила Фьяметта со страхом.

– Чтобы принести в жертву кота, чья жизнь… сказать «душа» я не могу, но чей дух будет отдан призраку твоего отца, чтобы подкрепить его. Подобно еде.

– Он еще жив? – неуверенно спросил Вителли. Ответом ему послужило жалобное «мяу», исполненное мучительной боли.

– Еле-еле, – ответил Ферранте. Фьяметта и Амброз обменялись взглядами, полными ужаса.

– Несчастный кот! – сказал Амброз, судорожно сплетая толстые пальцы.

– Но что они с ним делают? – спросила Фьяметта.

– То, за что обоих следует сжечь. Шшш! – нетерпеливо оборвал ее Монреале.

Истошный кошачий вопль заглушил латинское бормотание Вителли и тут же оборвался.

– Но батюшка же, конечно, откажется от такого нечистого подношения! – сказала Фьяметта. – Не станет же он… есть? Бедный котик!

Монреале покачал головой. Лицо у него было гранитным. Но затем он удивленно наморщил лоб – Вителли вновь начал читать заклинание.

– Что они… неужели у них два…

Повторилось то же, что было с котом, но на этот раз под черно-заклятым лезвием Вителли квохтал и бился петух. И тут в чистой латыни Вителли прозвучало знакомое имя.

– Ури Окс? – в ужасе повторила Фьяметта – Ах, нет! Так он… так капитан Окс мертв?

– Несомненно, – мрачно сказал Монреале. – Иначе такое заклятие на него не налагали бы. Вот почему его не оказалось ни среди раненых, ни среди убитых, чьи тела выдали… Видно, Ферранте возжелал иметь запасное кольцо.

– Бедный Тейр! – вздохнула Фьяметта. Но где сейчас Тейр? Между тем мгновением, когда он дыханием привел в действие маленькое ухо, и тем, когда в ужасную комнату вошли Ферранте с Вителли, у него просто не было времени спастись. Но он спасся, иначе его уже обнаружили бы.

– Нет… – поправил Монреале сам себя. – Капитана Окса, несомненно, Ферранте выбрал первым в тот самый день, когда он был убит. В городе у него не было родственников, которые забрали бы его тело для погребения. Это твоего отца, Фьяметта, добавили на всякий случай.