Дикий Феникс - Руслан Мельников

Работорговец проворно подскочил к носилкам. Это был худощавый человек в богатых шелковых одеждах и с широкой заискивающей улыбкой, словно приклеенной к лицу. Смуглый, но не араб.

— Господина что-то заинтересовало?

— Пока просто присматриваюсь. — Танутамун отвел глаза от приглянувшейся ему невольницы и скользнул ленивым взглядом по другим девушкам. Нельзя сразу выдавать продавцу свой интерес. — Откуда рабыни?

— Из Константинополя, господин. Их туда свозят со всего света, а я выбираю лучших из лучших, — принялся расхваливать свой товар купец. — Таких рабынь вы больше нигде не найдете. Спросите любого. Все знают: Никифор-византиец продает прекраснейших и покорнейших дев. Мои нимфы усладят взор и ублажат тело даже самого искушенного и взыскательного мужчины.

— Да? — с насмешкой хмыкнул Танутамун. — Ну а вот хотя бы эта, — он вяло кивнул в сторону белокожей красавицы, — тоже ублажит?

— О-о-о, эта!.. — Опытный торговец, смекнув, наконец, что заставило остановиться богатого покупателя, закатил глаза. — Вообще-то эту прекрасную гурию я вез специально для халифского гарема.

«Врет», — подумал Танутамун. Он хорошо знал людей, которые поставляли наложниц халифу, поскольку сам часто занимался тем же. Никифор-византиец в число этих людей не входил. Хотя… Белокожая вполне могла бы украсить халифский гарем. Но ведь не у одного халифа есть гарем. И не одному халифу должны доставаться все блага этого мира.

— Как ее зовут? — спросил Танутамун, бросив на девушку еще один взгляд, полный скуки.

— Белослава… Беляна. Варварское имя, но красивое.

— Из каких краев?

— Славянка, — осторожно признался купец.

— Все славянки — дикарки, — скривился Танутамун. — Их никто не учит искусству любви.

Византиец спорить не стал. Но попытался обратить довод покупателя в свою пользу.

— Зато вы сможете обучить ее сами, по своему усмотрению, господин. Учить — это ведь не переучивать, верно? К тому же Белослава девственница. Я лично проверял. Она непорочна, нежна и чиста, как нераспустившийся розовый бутон.

Купец дернул за цепь, подтащил невольницу к паланкину и сорвал шаль, за которую все это время беспомощно цеплялась девушка.

— Вы только посмотрите, господин, какая грудь! А живот! А стан! А ноги! А волосы! — Купец заставлял девушку крутиться перед покупателем, как кувшин на гончарном круге. — Зубы — чистый жемчуг! И, главное, — кожа! Белая-белая! Ну прямо молоко! Нежная-нежная! Вы сами потрогайте, господин! Шелк, а не кожа!

Славянка действительно была о-о-очень хороша. И на вид, и на ощупь.

— Ну и сколько за нее просишь? — нехотя, словно еще сомневаясь в целесообразности предстоящей покупки, спросил Танутамун.

Купец окинул быстрым взглядом богатые носилки и крепких чернокожих рабов покупателя, покосился на охрану. Сделал соответствующие выводы.

— Она недешево будет стоить, господин. Такая невольница у меня только одна. Семьдесят тысяч дирхемов.

Даже у рабов-носильщиков от подобной наглости отвисли челюсти.

— Но вам уступлю за шестьдесят пять тысяч, — поспешно добавил купец.

— Ты в своем уме, византиец? — покачал головой Танутамун. — Любую рабыню на этом рынке можно купить за десять — пятнадцать тысяч. Если заплачу двадцать — уже осчастливлю купца.

— Господин, но это ведь не любая, — вкрадчиво заметил византиец. — Вы остановились именно перед ней. И ваши очи, от которых не спрятать истинную красоту, сейчас смотрят на нее, а не на других. Пятьдесят пять тысяч. И только из уважения к вам. Если слуги халифа узнают, что я продаю такую прелестницу не им, — могут разгневаться.

— Раз выставил невольницу на рынке — значит, не боишься их гнева, — фыркнул Танутамун. — Двадцать пять тысяч дирхемов.

— Выставил, чтобы все видели, какая красота достанется халифу, — состроил обиженное лицо торговец. — Чтобы завидовали. Пятьдесят тысяч, господин. Это моя последняя цена.

— Последняя? Да неужели? Скажи, за сколько ты купил эту дикарку в Константинополе? За тысячу? За две? Ну, может быть, пять тысяч дирхемов заплатил. Ну, шесть тысяч. Ну, шесть с половиной. А если в славянских землях покупал, так она и полутысячи тебе не стоила, так ведь?

Купец притих, видимо, озадаченный неожиданной осведомленностью покупателя.

— Невольников надо довезти, а в пути — кормить, лечить, защищать от пиратов и разбойников, — неуверенно забормотал он. — Еще пошлины платить, за постой деньги отдавать. Большие расходы, господин…

— Не рассказывай сказки, византиец. Ты не Шахерезада. Ищи другого покупателя.

Танутамун приказал поднять паланкин.

— Хорошо, господин! Сорок пять тысяч дирхемов!

Танутамун велел рабам-эфиопам двигаться дальше.

— Сорок! Тридцать пять! Тридцать тысяч, господин! Три-и-идцать! — неслось сзади.

Охрана расчищала дорогу. Носильщики не останавливались. Богатый покупатель удалялся.

— Будь по-вашему, господин! — во весь голос вопил византиец. — Двадцать пять! Слышите! Двадцать пять! Куда же вы?! Остановитесь! За двадцать три отдам! За двадцать! Двадцать тысяч дирхемов, господин!

…Танутамун был доволен покупкой. На самом деле за такую красоту и сто тысяч дирхемов отдать было не жалко. И сто раз по сто. И он вполне мог заплатить столько. Если бы захотел.

* * *

— Ладно, — «часовщик» издал еще один печальный вздох. — Чего вы хотите, Танутамун? Чего хочет ваш Орден?

— За разовое сотрудничество в поисках журналиста или за длительный союз? — уточнил Магистр Братства Скорпиона.

— Нас больше интересует стратегический союз.

— А какую плату вы сами можете за него предложить?

— Вы же знаете: мы банкиры. У нас нет ничего, кроме денег. Вопрос только в сумме.

— Не только в ней, — покачал головой «скорпион». — Вопрос еще и в том, чьи это будут деньги.

— О чем вы? — Артохшаст перестал улыбаться и нахмурился.

— Вы являетесь частью финансовой системы Триумвирата. По вашим счетам проходят средства «висельников», «трезубцев» и «плющей».

— И?

— Было бы неплохо, чтобы в один прекрасный день эта цепочка порвалась и финансы чинуш оказались на наших с вами счетах. Ну и на счетах «кипарисов», если они действительно рискнут к нам присоединиться.

— Нет, — неожиданно твердо ответил «часовщик».

— Почему? — с усмешкой поднял брови «скорпион». — Раз уж мы заключаем долгосрочный союз, следует не только укрепляться самим, но и ослаблять сильных врагов.

Артохшаст покачал головой:

— Это исключено. Ссориться с бюрократическими Орденами нам бы не хотелось.