Винс и Джой - Лайза Джуэлл

Джой посмотрела на часы и смущенно вздохнула.

– Я не обещала прийти домой в какое-то определенное время, – сказала она.

Джордж снова вздохнул и взял книгу.

– Джордж, я не обещала, что вернусь рано. Я говорила, что собираюсь к Белле…

– Ага, к Белле.

– Что?

– Глупость какая-то, звать парня Беллой.

Джой выдохнула, проигнорировав это заявление.

– Я говорила, что собираюсь к Белле на примерку, а потом приеду домой.

– Из чего можно было предположить, что ты вернешься в разумное время.

Джой снова изумленно глянула на часы.

– Да еще десяти нет!

– А тебе не приходило в голову, что у меня могли быть планы на вечер?

– Хм… Нет. Почему у тебя должны быть планы, если ты знал, что я собираюсь на примерку?

– Я больше не собираюсь поддерживать с тобой беседу на эту смехотворную тему. Я иду спать. – Он положил книгу на стол.

– Нет, – сказала Джой, взяв его за локоть. – Это глупо. Нам нужно поговорить.

– Нет, – он оторвал от себя ее руку, – не нужно.

Он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Какое-то время Джой стояла как вкопанная, не в силах осмыслить произошедшее. Потом наконец опустилась на диван и в смятении обвела взглядом ужасную гостиную Джорджа, потому что главный из всех безымянных страхов, ждущих где-то на периферии ее сознания последние два месяца, наконец дал свои плоды.

На следующее утро, в десять тридцать, в «КолорПро Репрографикс» на имя мисс Джой Даунер был доставлен огромный букет нежных цветов осенних оттенков – бордо, золото, терракот.

На карточке, прикрепленной булавкой к целлофановой обертке, было написано:

Несмотря на явную нехватку слова «прости», Джой решила зачесть это за искреннее, сердечное извинение и продолжать отношения, словно прошлого вечера вовсе не было.

Сегодня слова просто не складывались в предложения. Неважно, насколько усердно пялился Винс на маленькую Кэти-Клэр с пронзительными голубыми глазами и блестящими золотисто-каштановыми волосами, он не мог сказать про нее ничего оригинального. Все приходящие в голову описания уже были когда-либо использованы. И хотя он знал, что коллекционеры «Коулфорд Сван» и читатели цветного приложения «Санди миррор» никогда не вспомнят фраз и эпитетов, использованных им два года назад, чтобы описать озорную улыбку Миллисент Аманды и очаровательные ямочки на щечках Табиты Джейн, дело было не в этом. Это был вопрос профессиональной гордости.

Этим утром что-то блокировало поток его творчества, что-то в атмосфере, что-то непонятное. Полли, секретарь Мелани, весь день пребывала в странном состоянии, отстраненно расхаживая туда-сюда и отказываясь присоединиться к всеобщему пятничному приподнятому настроению. Сама Мелани почти весь день просидела, заперевшись в кабинете с начальником отдела кадров, на ней был строгий черный костюм, и выглядела она угрюмо. Все это повергло сотрудников в состояние сдержанной истерии, скрытой, невысказанной паники, и, похоже, больше уже никто не работал.

Винс решил вырваться из тревожных вибраций офиса и позвонить Магде.

– Маг, это я.

– Привет, я. Как дела?

– Странно. У всех какое-то непонятное настроение.

– Значит, на работе все как обычно, – пошутила Магда.

– Нет. Даже более странно, чем обычно.

– Быть такого не может.

Магда ни разу не была у Винса на работе, но считала безумно странным сам факт того, что двадцать с лишним человек с высшим образованием сидели и обсуждали, как продавать жутких фарфоровых кукол.

– Что планируешь делать завтра? – спросила она. – Пойдем покупать рождественские подарки?

Винс внутренне застонал. В принципе он был не против магазинов. Даже получал удовольствие от небольшой прогулки по Ковент-Гарден или Кенсингтон-Хай-стрит, примеряя ботинки и куртки, просматривая диски и изучая ассортимент книжных магазинов. Но покупки к Рождеству – это нечто особенное. Они напоминали особое предрождественское пятиборье, включающее в себя, соответственно, пять разных дисциплин: память, выносливость, сила, терпение и определение приоритетов. Нужно было держать в голове всех этих разных людей, их вкусы, их предпочтения. Найти подходящий подарок, но понять, что он слишком тяжелый или громоздкий, чтобы таскать его весь остаток дня. Осознать на одном конце Оксфорд-стрит, что подарок, который ты хотел купить маме, находится на другом конце Оксфорд-стрит. Нет-нет-нет. Это ад. У него начинала болеть голова от одной мысли о том, чтобы пройти через весь этот ужас с Магдой, королевой шопинга.

– Знаешь, я уже пообещал маме побыть завтра с Кайлом, – сказал он.

– Ну и прекрасно! Он пойдет с нами!

– Что?!

– Да, покажем ему рождественские украшения и отведем в «Хэмлис», к Санта-Клаусу. Будет здорово!

Как ни странно, но Винсу эта идея тоже показалась привлекательной. Он еще ни разу никуда не водил Кайла без Криса или без мамы. Он бы испугался один тащить маленького ребенка в Вест-Энд, но с Магдой… Кайлу нравилась Магда, и, честно говоря, ради визита в «Хэмлис» он был готов на все.

– Отличная идея, – похвалил он. – Сейчас позвоню маме и узнаю, согласна ли она.

В этот момент Винса переполняли оптимизм и энтузиазм. А потом Магда взяла и все испортила:

– Забавно будет погулять с тобой и Кайлом. Как настоящая семья.

Это нормальная, в сущности, фраза была сказана таким мечтательным тоном и с такой тоской по материнству, что у Винса комок подкатил к горлу. Это не был тон девушки, наслаждающейся легкими отношениями без обязательств. Не был тон девушки, которой нужен только секс и развлечения. Это был тон девушки, которая хочет бриллиантовых колец и определенного будущего.

И это стало очередным напоминанием о том, что он по-прежнему катится вниз по унылому пути в неправильном направлении, и в какой-то момент ему придется развернуться и пройти весь обратный путь пешком.

Причина странной атмосферы в офисе Винса выяснилась после обеда.

Мелани объявила, что в три часа состоится общее совещание, что было неслыханно для пятницы.

Сотрудники влетели в ее офис, обмениваясь вопросительными взглядами и пожимая плечами. Джилл Пирсон, страшный начальник отдела кадров, сидела во главе стола с милостивой улыбкой.

– Привет всем, – сказала она. – Спасибо, что пришли, несмотря на внезапность.

Ее улыбка была настолько искусственной, что казалось, ее пририсовали на недоброжелательном лице.