Сальватор. Том 1 - Александр Дюма

– Сударь!

– Нет, не то! Я не прав, я не стану ей этого говорить.

Я переберу всех мужчин, проявляющих к ней особенный интерес, и выскажу ей свое мнение о каждом из них. Хотите знать, что я думаю о тех, кто не отходил от вас вчера, мадам?

– Извольте, сударь.

– Начнем с его высокопреосвященства Колетти.

– Ну что вы, сударь!

– Я говорю о нем так, для памяти, чтобы должным образом начать перечень… Кстати, монсеньор Колетти – очаровательный прелат.

– Священник!

– Вы правы; итак, я чувствую, что священник не опасен для такой женщины, как вы: красивой, молодой, богатой и свободной… или почти свободной; его высокопреосвященство может ухаживать за вами у всех на виду или тайно, навещать вас средь бела дня или в кромешной тьме: никому в голову не придет, что госпожа де Маранд – любовница монсеньера Колетти.

– Однако, сударь… – начала было молодая женщина, но не договорила и улыбнулась.

– …однако он вас любит или, вернее, влюблен в вас: любит он только себя, – вы это хотели сказать, не так ли?

Улыбка, не сходившая с губ г-жи де Маранд, словно подтверждала мнение супруга.

– Но иметь поклонника, облеченного столь высоким саном, отнюдь не мешает молодой и привлекательной женщине, особенно если эта молодая и привлекательная женщина не отличается ни осторожностью, ни набожностью и имеет другого любовника.

– Другого любовника?! – вскричала Лидия.

– Прошу заметить, что я говорю не о вас, а обобщаю, имея в виду просто молодую и привлекательную женщину…

Вы – одна из молодых, одна из привлекательных, но не единственная молодая и привлекательная женщина на весь Париж, не правда ли?

– О, я совсем на это не претендую, сударь.

– Пусть будет его высокопреосвященство Колетти! Он занимает для вас лучшую ложу в Консерватории, когда там проходят концерты духовной музыки; он предоставляет в ваше распоряжение лучшие места в Сен-Роке, когда вы хотите послушать «Magnificat» и «Dies iroe»15; он дал моему дворецкому рецепты паштетов из дичи, полюбившихся двум вашим чичисбеям – господину де Куршану и господину де Монрону. Помимо его высокопреосвященства есть еще прелестный мальчик, которого я люблю всем сердцем…

Госпожа де Маранд бросила на мужа вопрошающий взгляд, ясно говоривший: «Кто же это?»

– Позвольте мне выразить свое восхищение этим юношей, но не как поэтом, не как автором драматических произведений – ведь в обществе бытует мнение, что мы, банкиры, ничего не смыслим ни в поэзии, ни в театре, – но как человеком…

– Вы имеете в виду господина?..

Госпожа де Маранд не смела произнести имени.

– Я говорю о господине Жане Робере, черт побери!

Лицо г-жи де Маранд снова залил яркий румянец, еще более яркий, чем в первый раз. Муж пристально за ней следил, но внешне оставался совершенно невозмутим.

– Вам нравится господин Жан Робер? – спросила молодая женщина.

– Отчего же нет? Он из приличной семьи; его отец имел в республиканской армии высокий чин – такой же, какой был у вашего батюшки в войске императора. Если бы он пожелал перейти на сторону Наполеона, он, вероятно, умер бы маршалом Франции и не оставил бы свою семью в нищете или почти так.

Молодой человек взял все в свои руки, он отважно преодолевал жизненные невзгоды. Он честен, порядочен, предан и умеет, может быть, скрывать свою любовь, зато совсем не умеет прятать отвращение. Вот, к примеру, меня он не любит…

– Как – не любит?! – забывшись, воскликнула г-жа де Маранд. – Я же ему сказала…

– …чтобы он сделал вид, что я ему нравлюсь… Не сомневаюсь, бедный мальчик с величайшим почтением относится к вашим указаниям, однако в этом вопросе он вряд ли преуспеет.

Нет, он меня не любит! Едва завидев меня на улице, он, стараясь быть незамеченным, спешит перейти на другую сторону; если же я его встречаю и застаю врасплох, так что он вынужден мне поклониться, он здоровается так холодно, что мог бы обидеть на моем месте кого угодно, но я исполняю этот долг вежливости, чтобы заставить его принять ваше приглашение. Вчера я буквально вынудил его подать мне руку, и если бы вы только знали, как несчастный юноша страдал все время, пока его рука оставалась в моей! Меня это тронуло: чем больше он меня ненавидит, тем больше я его люблю… Вы понимаете это, не правда ли? Так поступает человек неблагодарный, но порядочный.

– По правде говоря, сударь, я не знаю, как отнестись к вашим словам.

– Как надобно относиться ко всему, что я говорю, мадам, ведь я всегда говорю только правду. Несчастный мальчик чувствует себя виноватым, это его смущает.

– Сударь!.. В чем же его вина?

– Он поэт, а всякий поэт в той или иной степени мечтатель… Вот, кстати, вам совет… Он же пишет вам стихи, не так ли?

– Сударь…

– Это так, я видел сам.

– Но он их нигде не печатает!

– Он прав, если стихи плохи; он не прав, ежели они хороши.

Пусть не стесняется! Я поставлю лишь одно условие.

– Какое же? Чтобы не фигурировало мое имя?

– Напротив, напротив! Дьявольщина! Секреты от нас, его друзей! Разумеется нет!.. Пусть ваше имя будет написано полностью. Что плохого в том, что поэт посвящает хорошенькой женщине стихи? Когда господин Жан Робер адресует их цветку, луне, солнцу, разве он ставит инициалы? Нет, верно же? Он их называет полностью. Как цветок, как луна, как солнце, вы – нежнейшее, прекраснейшее, радующее глаз создание природы. Ну так и пусть он обращается к вам как к солнцу, луне, цветам.

– Ах, сударь, если вы говорите серьезно…

– Да, я слышу: вы вздохнули свободнее.

– Сударь…

– Итак, договорились: хочу я этого или нет, господин Жан Робер остается в числе наших друзей; и если кто-нибудь вздумает удивляться его частым визитам, вы скажете – и это правда! – что его посещения объясняются ни вашим, ни его, а моим желанием, потому что я отдаю должное таланту, душевной тонкости, скромности господина Жана Робера.

– Как странно вы себя ведете, сударь! – воскликнула г-жа де Маранд. – Кто откроет мне тайну вашего необыкновенного ко мне отношения?

– Оно вас смущает, мадам? – спросил г-н Маранд, грустно улыбнувшись.

– Нет, слава Богу! Я только боюсь, что…

– Чего же вы боитесь?

– …что в один прекрасный день… Да нет, ни к чему говорить о том, что у меня в голове или, вернее, на сердце.

– Говорите, мадам, если только это можно доверить другу.

– Нет, это будет похоже на требование.

Господин де Маранд пристально посмотрел на жену.