Последний рыцарь короля - Нина Линдт

Что ждет нас там, на твердом берегу?

И в наступившей тишине, когда каждый из нас остался наедине со своими мыслями и страхами, сидя возле Николетты, в темноте я услышала ее слабый голос:

– Боже, храни нас!

Флот крестоносцев встал на якорь возле берегов Египта утром 4 июня 1249 года. Многие корабли после сильнейшей ночной бури находились в плачевном состоянии: паруса оборваны, весла разбиты в щепки, у нескольких галер повреждено рулевое управление. Следуя в трех лье от берега, флот христиан плыл, не спеша, вдоль суши, пока король, созвав к себе всех своих баронов и маршалов, принимал решение о дальнейших действиях.

Собрание баронов при короле было событием необычным для Средних веков, но Людовик ІХ считал, что решения о судьбе похода он должен принимать сообща со всеми, потому что от этого зависели жизни слишком многих людей. Такие советы очень быстро вошли в привычку, бароны стали больше доверять ему, потому что он выслушивал их и никогда не осуждал предложенное. Можно сказать, что король был очень тонким психологом, изобретя прием «мозгового штурма» задолго до официального рождения психологии. Его вассалы имели право высказывать любые предложения и идеи, а потом король выбирал из них наиболее приемлемые, и их снова обсуждали, приходя к единственному решению. Таким образом, рыцари не просто подчинялись приказам короля, но и понимали необходимость и обоснованность того или иного действия, что делало исполнение более эффективным, поскольку подразумевало внутренний контроль и самоотдачу «самостоятельно» принятому решению.

К «Монжуа» стекались люди, на палубе толпился пестрый народ: рыцари надели на себя гербовые одежды, и теперь собрание напоминало яркий карнавал. Возле «Монжуа» на якоре стояла «Модена», на которой проходила служба, и верующие просили небо подсказать королю наиболее мудрое решение.

Совещание не продлилось долго – все единодушно решили, что на следующее утро высадятся на сушу и осуществят первую атаку. Король повелел подготовить все галеры и мелкие судна и на следующее утро подняться на них всем, кто сможет там поместиться. Крупные суда должны были оставаться на месте и ждать результатов атаки. Король посоветовал всем исповедаться и составить завещания, уладить нерешенные споры и дела, ведь только Господу известно, кому суждено погибнуть завтра, а кому спастись.

Подготовка к бою началась. Это был праздник для всех рыцарей: они наконец-то займутся тем, ради чего отправились в путь еще в прошлом году. В них кипела энергия и желание поскорее ввязаться в бой. Ночью во время бури многие суда отстали или ушли в сторону, и поэтому дозорные, сидящие в специальных корзинах на верхушках мачт, словно аисты в больших гнездах, не прекращали высматривать отставшие корабли. Рыцари время от времени спрашивали их, не видны ли суда их товарищей, и переклички не смолкали целый день, полные шуток и забавных комментариев.

Однако дозорные не зря были начеку: вскоре на горизонте появились четыре галеры сарацин; видимо, они приплыли, чтобы убедиться, что это флот короля подошел к берегам Египта. Золотые лилии на голубых флагах мигом заблестели на солнце, взмыв практически на всех кораблях. С тревогой следили пассажиры больших кораблей, как христианские галеры окружили суда сарацин – завязался бой. На кораблях стоял ужасный шум, все переживали и болели за своих, от солнечных бликов на воде слезились глаза, но люди упорно следили за боем. Три галеры пошли ко дну почти сразу после того, как их окружили, но четвертая уходила от христианских кораблей, и раздосадованные возгласы рыцарей заполняли пространство между небом и водой. Некоторые из них били мечами о щиты, и грохот заглушал все остальные звуки. Дамы закрывали руками уши, крысы разбегались прочь, собаки с воем убегали в каюты, поджав хвосты. Но галера все равно ушла от преследования и сообщила гарнизону Дамьетты о прибытии французского короля.

С берегов Египта донесся шум – звонили в колокола на дозорных башнях, созывая воинов, и уже к полудню христианский флот увидел отряды султана, наводнившие берег. Это было великолепное зрелище: среди воинов выделялся полководец в доспехах из золота, каждое его движение заставляло гореть и переливаться его панцирь в лучах солнца. Воины султана дули в рога и били в литавры, и христиане не без страха прислушивались к этим звукам.

Жоффруа де Базен схватился рукой за деревянную лестницу, которую ему подавали с «Модены». За последнее время он бывал на этом корабле, пожалуй, чаще, чем на своем, но это даже радовало его. На корабле герцога Бургундского собралось приятное общество, присутствие дам смягчало характер мужских бесед, а на той галере, где путешествовал де Базен, путешествовали рыцари-одиночки, настолько разные между собой, что избегали общения друг с другом.

Жоффруа поднялся на корабль, снял шлем, затянул потуже хвост на голове, поправил пояс. Герцог Бургундский уже спешил к нему вместе с маршалом де ла Маршем, протягивая приветственно руки. Жоффруа бросил взгляд за спины друзей: там появились дамы со светлыми и радостными улыбками.

Среди них были жены рыцарей, путешествующих на корабле, например Маргарита де Бомон, очень высокая и худая женщина. Если бы Господь не наделил Жана де Бомона двухметровым ростом, редкий мужчина отважился бы жениться на Маргарите, потому что она была всего на несколько сантиметров ниже своего мужа. Была здесь и Катрин Уилфрид, жена одного англичанина, что состоял в оруженосцах у герцога, но тот так почтительно обращался с ним, что все уже давно считали Вильяма Уилфрида рыцарем. Катрин была удивительно чутким собеседником и проницательной женщиной – в этом Жоффруа убедился, поговорив с ней на одном из вечеров на «Модене». Чего не мог понять Жоффруа, так это как Вильям мог служить графине Артуасской, выставляя в не лучшем свете такую редкостную женщину, как Катрин. Да любой мужчина гордился бы такой спокойной и благородной женой! И вот, наконец, предмет всех разговоров и сплетен по всему Средиземному морю – вслед за своей подругой появилась донна Анна Висконти.

Эта женщина была, по выражению одного из друзей де Базена, редкой жемчужиной, что вез на своем корабле герцог. О ней говорили много, и все слухи настолько противоречили друг другу, что слушатель не знал, кому и верить.

Прежде всего бросалась в глаза скромность, с которой одевалась донна Анна. При том, что это была очень богатая и знатная женщина, она избегала излишних деталей и драпировок, пальцы ее никогда не были унизаны перстнями – в лучшем случае их было два или три, на шее висел маленький крестик и медальон. Она часто прикрывала голову строгой манишкой, иногда украшая ее венком или диадемой. Но сегодня волосы ее были заплетены в косы, и она не стала закрывать их от взглядов остальных. При всей простоте в ней чувствовалась изюминка или тайна, секрет, который хотелось разгадать, а движения, мягкие и плавные, завораживали, и вслед ей всегда оборачивались.

Говорили, что она щедрая, добрая и в то же время скрытная и необщительная женщина. Ее неожиданное воскрешение, спор с мужем, гибель сестры, скандал, после которого она потребовала развода, – все эти события только запутывали того, кто пытался понять ее. Она словно в одно мгновение оказалась открыта всем и уязвима, теперь о ее личной жизни знали, судачили и сплетничали. Кто-то считал, что Анна коварна и хитра, что у нее есть любовник, и она просто хочет освободиться от мужа. Тот факт, что она путешествовала на корабле герцога, только поддерживал сплетни и слухи. Говорили, что ее любовник – это герцог, и что донна потеряла стыд, но де Базену довольно было взгляда на донну, чтобы понять, что она не любит герцога.