Вольный стрелок - Александр Прозоров

— Обратитесь в отдел платных объявлений, — ответил парень и повесил трубку. И больше прозвониться по этому номеру она уже не смогла.

В другой газете к ней отнеслись более внимательно. Правда, после угрозы обратиться в суд за клевету.

— Очень хорошо, Ирина, — вежливо ответили девушке. — Насколько я помню, известие о вашей смерти пришло по каналу «Евро-ньюс»? Я с вами полностью согласна, клеветников вы должны наказать. Обращайтесь по месту регистрации «ньюсменов». А мы всего лишь перепечатали их информацию. Желаю успеха.

Через час очень похожий ответ она получила в другом месте:

— Информация о вашей смерти пришла от агентства «Рейтер». У вас есть источник, подтверждающий ваше выживание?

— Я сама источник! Я жива!

— То есть, ни один из авторитетных источников эту информацию подтвердить не может? До свидания, девушка.

Вечером она все-таки пробилась на «Теленовости», где напоролась на суровую, хмурую женщину:

— Как вам не стыдно, девушка, пиариться на чужой крови! — отчитали ее. — У людей случилась страшная трагедия, а вы хотите мелькнуть на экране, нагло пользуясь чужим горем. Неужели у вас не осталось ни капли совести? Кем же нужно уродиться, чтобы так поступать?

После этого она больше никуда не звонила а, распечатав фото с одного из сайтов, отправилась в Останкино — и долго толкалась у бюро пропусков. Назвать имя человека, к которому она должна пройти, Ира не смогла. Ни один из корреспондентов, известных по экрану, подтвердить выписку пропуска невесть кому тоже не соизволил. Имя Ирины Савельевой уже утонуло в архивах и интереса не вызывало.

Отчаявшись, она не придумала ничего более умного, кроме как зарегистрировать свою страницу в «Живом Журнале», поместить фотографию там и написать, что она жива, а также обновить этим сообщением страницу в «Контакте».

В «Контакте» три подружки откликнулись поздравлениями, в «жиже» на информацию не отреагировал вообще никто.

Отчаявшись привлечь внимание, она прошлась по лентам самых популярных блоггеров, помещая сообщения под кричащим заголовком: «Телевиденье врет!».

Реакция последовала уже через минуту. Примерно два десятка собеседников обозвали ее «исламистской подстилкой, желающей отмазать дружков от убийства». Причем это был самый вежливый из ответов.

Чтобы дискутировать таким образом, у Иры не хватило ни злобы, ни знания матерных выражений. Она просто заперлась у себя в комнате с бутылкой «Мадеры» и накрылась одеялом с головой. Так и заснула — заплаканная и в одежде.

Поутру она хотела сделать еще попытку — но обнаружила, что и в «Контакте», и в «ЖЖ» ее регистрация аннулирована по причине «нарушения пользовательского соглашения». А еще по электронной почте пришло предупреждение, что за распространение материалов, разжигающих межнациональную рознь, она может быть привлечена к уголовной ответственности.

На кухне зазвонил телефон.

— Иришка, это тебя! — крикнула мама.

— Что? Уже? — устало удивилась Ира, прошлепала к ней, взяла трубку. — Алло?

— Привет! — прошептали в трубке.

— Привет, — отозвалась она.

— Я могу к тебе подъехать?

— Приезжай.

— А адрес скажешь?

Ира послушно продиктовала и повесила трубку.

— Кто это был? — спросила мама, вытирая у раковины тарелки.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Какая разница, если я все равно мертвая?

— Доченька, — отложила мама посуду. — Ты слишком близко принимаешь это к сердцу. Цела — и слава Богу. Лучше сходи, свечку в церкви поставь, что обошлось.

— Ну, почему так, мама? Как вранье какое — так оно со всех сторон как из ведер льется. А если правду попытаться сказать — то я и блядь, и подстилка, и на крови пиарюсь? Почему так происходит? Откуда вся эта дрянь валится, зачем? Кому это надо? — Девушка почувствовала, что глаза опять набухли слезами.

Но тут в дверь позвонили, и мать кивнула:

— Отец, наверное. Открой, у меня руки мокрые.

— Хорошо.

Вытирая запястьем глаза, Ира вышла в коридор, щелкнула замком… и попятилась от вида охапки бордовых роз. И уже по ним одним мгновенно поняла, кого впустила в квартиру. Девушка охнула, повернула голову вправо. Зеркало в прихожей охотно показало ей растрепанную, заплаканную, с кругами под глазами, синюшную толстую мымру в мятой пижаме.

— Привет еще раз, — блеснули над букетом ярко-синие глаза.

— Не-е-ет!!! — замахала она руками. — Нет, не смотри!

В панике она содрала с вешалки отцовскую ветровку, закрыла ею лицо, шарахнулась в сторону, нашла на ощупь дверь в ванную, метнулась внутрь, захлопнула за собой, с силой толкнула задвижку. Опустила куртку и взмолилась:

— Мама! Включи свет!

— Что же ты так гостя встречаешь?

— Ну, ма-а-ама-а! — взмолилась Ирина.

Свет вспыхнул, и девушка еще раз смогла насладиться в зеркалах зрелищем похмельной бабы-яги в последней стадии водянки.

— Мамочки… — охнула девушка. — Толик, наверное, уже сбежал.

Но она все же попыталась хоть как-то спасти свою наружность: наскоро сполоснула голову и пригладила волосы, благо короткие, избавилась от остатков вчерашней косметики и освежила лицо. Запихав пижаму под ванну, Ира завернулась в халат и решилась-таки выйти наружу.

Анатолий ждал ее в комнате, с интересом принюхиваясь к недавно опустошенной бутылке. Оглянулся, вполне серьезно спросил:

— Что случилось?

— Никто не верит, что я жива, — пожала она плечами. — Теперь еще и посадить за «разжигание» обещают. И за глумление над мертвецами. За то, что я, Ирина Савельева, имею наглость ходить по земле, а не лежать в могиле.

— Тогда тебе нужно поменять фамилию, — сходу посоветовал он.

— Как ты себе это представляешь?

— Выходи за меня замуж.

— Глупая шутка. — Она уселась на диван и подтянула ноги под себя.

— Ты понимаешь, Иришка… — Он отставил бутылку и оперся на подоконник. — Когда мы расстались, я подумал, что нужно попробовать опять пожить одному. Что это было наваждение и все такое, и нужно проверить чувство. Но я не могу. У меня не получается. У меня в голове постоянно сидит мысль о том, что, пока я проверяюсь, думаю и гадаю, ты познакомишься с кем-то еще, что будешь обнимать его, что свяжешь с ним свою судьбу — а я так и останусь в стороне. Это сумасшествие какое-то, и избавиться от него я могу только одним способом: схватить тебя и больше ни на миг не отпускать. Я снова стану человеком только тогда, когда ты постоянно будешь со мной рядом. И я прошу тебя: выходи за меня замуж.

— Нет, — покачала она головой. И тут же спохватилась, что ляпнула совсем не то, что хотела: — То есть, нет! То есть, я совсем другое хотела сказать! Не это, нет! — И, окончательно запутавшись, закончила: — Так не бывает. Так не может быть.