Странное путешествие мистера Долдри - Марк Леви

— Что, например?

— Шкатулку для украшений. Я видела очень красивые, с инкрустацией из перламутра.

— Можно, но она скажет, что предпочитает английскую деревянную инкрустацию.

— Тогда, может, серебряную посуду?

— Она любит только фарфор.

Алиса наклонилась к Долдри:

— Вам стоило бы остаться еще на несколько дней и написать для нее картину. Например, большой перекресток у Галатского моста.

— Да, было бы очень мило. Я сделаю наброски на память, а по приезде в Лондон начну писать. Так что полотно не придется перевозить.

— Да, — вздохнула Алиса, — можно и так.

— Тогда решено, — сказал Долдри. — Идем гулять к Галатскому мосту.

Покончив с завтраком, Алиса и Долдри сели на трамвай до Каракёя и доехали до моста, который раскинулся над Золотым Рогом до самого Эминёню.[21]

Долдри достал блокнот в обложке из молескина и простой карандаш. Он сделал подробные зарисовки местности, одним штрихом обозначил причал, откуда пароходы уходили на Кадыкёй,[22]набросал стоянку такси, кораблики, державшие путь к островам Мода и берегу Ускюдара, маленькую набережную на другом конце моста, куда причаливали лодки, курсировавшие меж двух берегов, и овальную площадь, где останавливались трамваи из Бебека[23]и Бейоглу. Затем они с Алисой уселись на скамейку.

Листки блокнота один за другим заполнялись карандашными набросками. Теперь Долдри рисовал лица — продавца арбузов за прилавком, чистильщика сапог на деревянном ящике, точильщика, который раскачивал ногой педаль, заставляя вращаться каменный круг. Потом он изобразил тележку, которую тащил вислобрюхий мул, сломанную машину, два колеса на тротуаре и шофера, нырнувшего под капот автомобиля, так что видны были только его зад да ноги.

— Ну вот, — сказал Долдри час спустя, убирая блокнот. — Основное я набросал, остальное у меня в голове. Давайте все-таки сходим на базар — так, на всякий случай.

И они сели в долмуш.

Они до самого обеда гуляли по базару и отчаянно торговались. Алиса купила шкатулку с тончайшим узором из перламутра. Долдри попалось красивое кольцо с лазуритом. Его матери нравился голубой цвет, так что, может, она и будет его носить.

В полдень они съели кебаб и вернулись в отель около часа дня.

В холле сидел мрачный Джан и ждал их.

— Мне грустно, я провалил свою должность.

— Что он там плетет? — пробурчал Долдри Алисе на ухо.

— Что он не справился с работой.

— Да, но это же тарабарщина какая-то, как мне его понимать?

— Это дело привычки, — улыбнулась Алиса.

— Как и обещал, я утром оказался в школе Святого Михаила и там встретился с директором. Он был очень общительный со мной и охотно захотел посмотреть книги. Мы пробежали их класс за классом за те два года, о которых мы говорили. Это было нелегко: почерк старинный и бумага очень пыльная. Мы много чихали, но мы высматривали каждую страницу, не допуская никакого упущения. Увы, наши усилия не были вознаграждены! Ничего! Мы ничего не нашли по фамилии Пендлбери или Эджзаджи. Мы расстались очень разочарованные, и я с грустью сообщаю вам, что вас никогда не было в школе Святого Михаила. Господин директор неоспорим.

— Просто поражаюсь вашему терпению, — прошипел Долдри.

— Попробуйте сказать по-турецки то, что он только что сказал по-английски, тогда посмотрим, кто тут умней, — отвечала Алиса.

— Вы всегда его защищаете!

— Может, я ходила в другую школу? — обратилась Алиса к Джану.

— Именно это я и сказал себе, покидая директора. А раз так, мне пришла мысль организовать список. Сегодня после обеда я нанесу визит в школу «Халкидон» в Кадыкёе[24]и, если ничего не найду, завтра пойду в школу Святого Иосифа, она в том же квартале, а еще есть возможность в школе для девочек в Нишанташи. Вы видите, мы имеем еще много средств перед нами. Было бы преждевременно думать, что мы в проигрыше.

— Учитывая, сколько времени ему предстоит провести в этих школах, может, посоветуете ему заодно взять там уроки английского? Уж от этого он точно не будет «в проигрыше».

— Хватит, Долдри, вас самого надо отправить в школу, вы сущий ребенок.

— Но я хотя бы не строю из себя лучшего переводчика в Стамбуле…

— Да, но у вас мозги как у десятилетнего мальчишки…

— Я же говорил, вы всегда его защищаете! Впрочем, меня это успокаивает. Когда я уеду, вы не будете скучать по мне, вы с ним так чудесно ладите.

— Очень зрелое и мудрое замечание, вы растете в моих глазах.

— Знаете что, вам бы следовало провести день с Джаном, сходить с ним в школу «Халкидон». Кто знает, может, там, на месте, у вас всплывут какие-нибудь воспоминания.

— Вы обиделись? Ну и характер же у вас!

— Ничуть не бывало. Мне надо сделать пару покупок в городе, вам это будет ужасно скучно. Потратим же остаток дня с умом и встретимся за ужином. Кстати, Джан тоже приглашен, если вы не против.

— Вы ревнуете к Джану, Долдри?

— Ну, знаете, дорогуша, это уже просто смешно. Ревновать к Джану? Еще что вы думали! Нет, это надо же было ехать сюда, чтобы выслушивать подобную околесицу!

Долдри назначил Алисе встречу в семь вечера в холле и, сухо попрощавшись, ушел.

* * *

За решетчатой стеной с коваными воротами в квадратном дворе тосковала старая смоковница, а под сводами внутренней галереи незаметно ветшали скамейки. Джан постучал в будку привратника и попросил пустить их к директору. Привратник показал, как пройти к секретарю, и снова углубился в свою газету.

Алиса и Джан прошли по длинному коридору, минуя классные комнаты, в каждой из которых сидели прилежные ученики и слушали учителя. Старшая надзирательница привела их в небольшой кабинет и велела подождать.

— Чувствуете запах? — спросила Алиса Джана.

— Нет. Какой?

— Спиртового состава, которым они протирают окна, мела, паркетного воска. Очень детство напоминает.

— Мое детство ничем таким не пахло, мисс Алиса. Мое детство пахло ранними вечерами, людьми, которые возвращались домой понурые, сгорбившись от дневной работы, темнотой немощеных улиц, грязными пригородами, где жила беднота, и у нас не было ни спирта, ни мела, ни паркета. Но я не жалуюсь, мои родители были замечательные люди, не всем моим приятелям так повезло. Обещайте не говорить мистеру Долдри, что мой английский гораздо лучше, чем он думает, — мне так нравится его злить!