Смутное время в Москве - Сергей Шокарев

В это же время произошло еще одно важное событие — для пополнения земской казны Кузьма Минин и земский совет составили приговор о принудительном займе у частных лиц, «покаместа нижегородские денежные доходы в зборе будут». В подписи под этим приговором Кузьма Минин уже назван «выборным человеком», подпись же князя Дмитрия Пожарского отсутствует, следовательно, он был составлен незадолго до приезда князя в Нижний.

По дороге туда Пожарский встретил дворянские отряды из Дорогобужа и Вязьмы и также призвал их в ополчение. В конце октября 1611 г. с первыми отрядами ополчения Пожарский прибыл в Нижний Новгород. Численность этих отрядов составила приблизительно 2000 человек. Вскоре вместе с Пожарским и Мининым в руководство земского совета вошли воевода Иван Иванович Биркин и дьяк Василий Юдин. В дальнейшем состав руководителей Второго ополчения расширялся, в нем появились и бояре, однако роль земских вождей — Пожарского и Минина — оставалась первенствующей до тех пор, пока ополчение не достигло своей цели.

Первейшей задачей, которую предстояло решить Пожарскому и Минину, была организационная, и решалась она в традиционных формах военной организации Российского государства. Основу ополчения составили дворянские отряды. Участникам полагались денежные оклады, которые были согласованы с прежними окладами служилых людей и даже с теми «придачами», которые были назначены легитимными правительствами, но так и не «справлены». Руководителям ополчения пришлось провести огромную работу по установлению размеров жалованья собравшихся в Нижнем ратных людей. В результате смоляне, дорогобужане и вязмичи были разделены на четыре «статьи» по 50, 45, 40 и 30 рублей годового жалованья. Это были весьма значительные оклады. Сам Пожарский в 1604 г., будучи стольником, получил, как мы помним, 20 рублей. Впрочем, есть указание, что в реальности часть дворян получала эти оклады не целиком, а наполовину. Однако и это было больше обычного жалования провинциального дворянина, не поднимавшегося выше 14 рублей. Помимо жалованья, участники ополчения получали «корм» себе и лошадям. Стрельцам и пушкарям были положены оклады в 25 рублей, новобранцам — в 20 рублей. Упомянем, что на рубеже XVI–XVII столетий жалованье стрельцов было существенно ниже, нежели оклады, назначенные Вторым ополчением. Узнав о щедрых раздачах денежного жалованья, в Нижний потянулись ратные люди, но в ополчение попадали далеко не все желающие — необходимо было пройти строгий отбор.

Расходы на первоначальную организацию ополчения исчерпали значительную часть собранной земской казны. Соседние Балахна и Городец также не могли доставить необходимых средств. Единственным выходом стало обращение к другим городам. Пожарский и Минин послали грамоты в «понизовые» города — Казань, Свияжск, Чебоксары и другие. Их жители отозвались на призывы руководителей ополчения, отправили в Нижний «многую казну» и начали снаряжать свои военные отряды. Вслед за этим грамоты были отправлены в Вологду и Соль Вычегодскую — богатые промышленные города, в свое время оказавшие большую поддержку как правительству Шуйского, так и Первому ополчению. В Нижний постепенно стали собираться служилые люди из различных областей государства — дворянские полки коломничей и рязанцев, стрельцы и казаки из «украинных городов», сидевшие в московской осаде при царе Василии. Сюда же стекались земские пожертвования и доходы. Нижегородское ополчение постепенно приобретало положение общеземского правительства, на которое ранее претендовали подмосковные полки Трубецкого и Заруцкого. В декабрьских документах ополчения упоминается «Совет всей земли», аналогичный такому же совету земских выборных при Первом ополчении.

Первоначально Пожарский предполагал идти прямо на столицу через Суздаль, однако, получив сведения о прибывшем к польскому гарнизону в Москве подкреплении и о враждебных действиях казаков Заруцкого против верхневолжских городов, воевода решил двигаться вверх по Волге. На выручку Ярославлю, в который Заруцкий послал казацкого атамана Андрея Просовецкого, бывшего участником Первого ополчения, князь Дмитрий Михайлович отправил своего родича — воеводу князя Дмитрия Петровича Лопату-Пожарского. Он успел занять Ярославль раньше Просовецкого, и план Заруцкого провалился.

В начале марта 1612 г. главные силы ополчения выступили из Нижнего Новгорода вверх по Волге. В Балахне, Юрьевце и Кинешме население встречало ратников «с великой честью». В Балахне к войску Пожарского присоединился Матвей Колодкин-Плещеев, активный участник Первого ополчения, с дворянами из разных городов, в Кинешме — отряд служилых татар. Костромской воевода Иван Петрович Шереметев, поддерживавший связи и с московскими боярами, и с «подмосковными таборами», попытался было не пустить ополченцев в город. Но костромичи «пришли на Ивана с шумом» и едва его не убили. Пожарскому еле удалось спасти Шереметева от расправы. По просьбе горожан Пожарский назначил новым воеводой в Кострому князя Романа Гагарина. Из Костромы Пожарский отправил к Суздалю против Просовецкого своего родича князя Романа Петровича Пожарского. Получив в Костроме «на подмету многую казну» и «прибрав» на службу костромских дворян, ополчение направилось в Ярославль.

В это время Пожарский получил от своего давнего соратника окольничего Артемия Измайлова, бывшего воеводой во Владимире, известие о том, что воеводы в «подмосковных таборах» принесли присягу Лжедмитрию III — Псковскому вору. Таким образом, Заруцкий и Трубецкой открыто заняли неприемлемую для лидеров Второго ополчения позицию. Правда, власти Троице-Сергиева монастыря в своем послании к Пожарскому доказывали, что Трубецкого и его дворян заставили целовать крест Псковскому вору насильно, но для Пожарского и его соратников это ничего не меняло. В грамоте Второго ополчения от 7 апреля 1612 г., посланной из Ярославля в Соль Вычегодскую, резко осуждались действия подмосковных воевод: «Как сатана омрачи очи их! При них Колужский их царь убит и безглавен лежал всем на видение шесть недель, и о том они из Колуги к Москве и по всем городом писали, что царь их убит, и про то всем православным христианом ведомо».

В этой же грамоте заявлена четкая политическая позиция Пожарского, Минина и их сподвижников: «И ныне, господа, мы все православные христиане общим советом, сослався со всею землею, обет Богу и души свои дали на том, что нам их воровскому царю Сидорку (Лжедмитрию III. — С.Ш.), и Марине, и сыну се не служити и против врагов и разорителей веры християнской, польских и литовских людей, стояти в крепости неподвижно». Грамота призывала вычегодцев «советовать со всякими людьми общим советом» об общеземском выборе царя — «кого нам милосердый Бог, по праведному своему человеколюбию, даст» — и писать по городам и в подмосковные таборы, чтобы «от вора, от Сидорка, отстали, и с нами и со всей землею тем розни не чинили, и крови в государстве не всчинали». Заканчивалось это обращение призывом скорее прислать казну, поскольку войско постоянно увеличивается и ратным людям уже нечем выплачивать денежные оклады.

Как следует из текста грамоты, предводители Второго ополчения решительно осуждали любые самозванческие авантюры и призывали к объединению ради изгнания поляков из Москвы и выбора государя «всей землею». Их программа во многом совпадала с идеями Первого ополчения, однако Пожарский и Минин, в отличие от Ляпунова, уделяли больше внимания деятельности местных городских объединений — земских советов. Ляпунов в свое время пытался создать совет земских выборных при Первом ополчении, но роль этого совета была существенно меньшей, чем во Втором ополчении. Кроме того, предводители Второго ополчения опирались именно на местные органы самоуправления, в то время как для Ляпунова «Совет всей земли» был лишь средством для укрепления авторитета движения. Отличает Второе ополчения от Первого и гораздо более тщательная подготовка как организационной, так и финансовой стороны дела.