Поцелуй аиста - Тамара Лисицкая

— Берестова. 12 палата. 31 декабря!!!

И после этого кто-то будет утверждать, что никто ничего не знает? Что все идет своим чередом?

Что 31 декабря для телезвезды Берестовой не предусмотрена какая-то особенная программа?

Например, по получению квартиры?

Я решила пойти к этой телезвезде Берестовой и поговорить. Сейчас хороший момент. Сейчас мне хочется кого-нибудь убить.

Плохо понимая, что делаю, я вошла в ее палату. Даже не улыбалась. Вошла, чтобы серьезно поговорить с другой самкой, с моей соперницей. Поговорить о выживании. У нее инстинкт — у меня инстинкт. Сейчас схлестнутся два беременных зверя!

Ее в палате не оказалось. А палата — загляденье. Просто будуар, а не палата. Места много, одна кровать — для барского возлежания, вторая — под барахло. Причем и вещи-то, вещи! Парадные-нарядные, какие-то бусики расправлены на простынке, косметика… Отлично устроилась наша телезвезда! Это ничего, что я ее не знаю! Но она — телезвезда!

Я села на царскую кровать. Пусть войдет и увидит, мне все равно.

Фото в рамке на тумбе.

Какой-то дородный мужик… Ха, я даже его где-то видела. Наверняка мелькает в полусвете, медийный королевич. Вот он молодец, обо всем договорился, обеспечил свою самку.

Черт!

Я долбанула эту фотографию о пол.

Не знаю, разбилось что-то или нет. Но отрезвило.

Через пару секунд я уже собирала осколки, прятала в карман, пыталась вставить фото обратно в рамку.

На обратной стороне фото было написано: «Борису Берестову».

Я точно его знаю…

И тут скрипнула дверь.

Я пришла в себя и помчалась из палаты.

И вот оно — кино. Я уже у выхода, мне еще шаг — и я в предбаннике! Но кто-то туда, в предбанник, входит, и это явно не Таня с Александрой, и даже не Милка — они-то в палате!

Это вернулась эта Берестова, и вот сейчас случится такой позор!

Мы одновременно оказались в коридорчике бокса — я и она.

Я не видела эту телезвезду. Вот только мельком — на фотографии, которую разбила. Она это? Она сейчас стоит передо мной?

Нет, это явно незнакомая женщина. Стоит и смотрит на меня глазами, полными черного ужаса.

— Вы не подумайте! Я нечаянно туда вошла! Хотела… автограф взять…

Женщина пошатнулась, схватилась за стену.

Ага.

Мы-то уже были тертые калачи. После нескольких дней на передовой.

Не разбираться надо, а спасать!

— Медсестра! Медсестра! — заорала я в коридор. — Тут женщине плохо!

Началась суета, примчалась дежурная медсестра, прилетела Фимочка с вещами. Оказывается, поступила новенькая беременная и была направлена к нам в палату, и все бы ничего, но вдруг с ней что-то такое прямо на пороге произошло.

— Нормально же шла! — сокрушалась медсестра, приводя несчастную в чувство. — Пять минут назад даже анекдот мне какой-то рассказывала! Я вот собиралась одну строчку дописать — и за ней…

Новенькую подвели к кровати, уложили на бочок. Она была в сознании, только в каком-то очень странном.

— Женщина, вы как? Вы как?

Медперсонал убежал за подкреплением, мы остались с ней одни. Таня, которой только поставили капельницу, рвалась в бой и была готова участвовать в спасении прямо с рогатиной. Александра деловито хлопала новенькую по руке, Милка несла какую-то чушь насчет того, что у нее есть где-то в запасах водка, так что всегда можно применить для расслабления…

— Мы можем вам помочь? Вы скажите! Болит где-то? Что с вами? Хоть слово скажите!

— Вот, — просипела она и протянула трясущейся рукой свой телефон. — Вот.

Мы подхватили телефон, но ничего не поняли, разволновались.

Она плакала, но без участия лица. Просто текли слезы, и все. А сама она как будто успокоилась и окаменела.

— Женщина! Женщина! Вы скажите, что нам с ним делать, с телефоном?

Таня: Позвонить кому-то?

Александра: Найти там что-то?

Милка: Оплатить?

Женщина не реагировала. Мы решили, что надо сначала попытаться что-то найти, а потом уже все остальное.

— Ох, не люблю я в чужих телефонах копаться! — сказала Александра.

— А я люблю! — Милка отобрала трубку, очень ловко начала шлепать по клавишам и уже через минуту, сверкая от гнева, развернула его к нам экраном:

«Он спит са мной а тебя не любит! Уйди из нашей жизни!»

Судя по времени, смс-ка пришла минут десять назад.

Вот тут нам все стало ясно.

Ах, тварь. Две твари! Написать женщине на сносях такое?!

— Вы скажите, что нам сделать? — горячилась Александра. — Разобраться с ними? Телефон разбить? Вы только головой кивните!

Милка: Надо посмотреть, с какого номера звонили, и набрать! Уж я с ней, с сучкой, поговорю!

Александра: Нет, надо мужу звонить! Нечего унижаться и с этой тварью разговаривать! Муж виноват — пусть сам и разбирается!

Таня: Не надо никому звонить! Вы их не знаете, этих людей! Вы не можете вот так просто вмешиваться и ломать жизнь!

Милка: Ну, вот какая-то же вмешалась!

— Как он… мог? — выдавила несчастная беременная.

И тут же ее стон оброс нашим истовым, вечным, как молитва, спасительно-очищающим и смертельно-клеймящим:

КАК ОН МОГ?

Мы выли-голосили, ругали его, любовницу, и это стало действовать. Беременная протянула руку и подергала пальцами. Мы вернули ей телефон.

Путаясь в пальцах, сбиваясь, страшно тормозя, будто под транквилизатором, она набрала номер.

А мы сели вокруг и притихли, и превратились в чаек, или грифов, или ворон… Нам только дай отмашку, мы взовьемся стаей в знак женской солидарности…

— Геночка? Здравствуй, Геночка… Да, уже заселилась… Хорошо себя чувствую… Почти… Врач пока ничего не говорит… А ты как? Все нормально у тебя?

Она разрыдалась, отбросила телефон в сторону.

— Ну, нет! — сказала Александра.

Она схватила этот чертов телефон.

— Здравствуйте, Геннадий! Вы меня не знаете, я вас тоже! И знать, честно говоря, не хочу!.. Я не представляю, какой надо быть сволочью, чтобы вот такое устроить беременной жене! Если с ней что-то случится!.. А она не одна, в ней еще и ваш ребенок!.. Если с ней что-то случится — виноваты будете вы и эта женщина!

— Дай сюда! — вырвала телефон Милка и крикнула в трубку: — Козел!

— Дайте сюда! — разволновалась Таня. Что ж вы делаете? Дайте сюда телефон!