Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро

— Собственно, не вижу повода для беспокойства. Все идет по плану. И, как всегда, все работают. Митя, уж извини, увиливает, тоже как всегда. Думаю, несмотря на трудности, мы в срок выпустим премьеру. Идея абсолютно беспроигрышная.

— Между прочим, идея Митина. Так что основное дело он сделал.

— Ты так уверена? Зря я тебя спрашиваю, ты по-другому ответить и не могла. Повезло Дмитрию. Ты никогда не думала, что можешь ошибаться и выдавать желаемое за действительное?

— Саня, только не надо намекать на Митины отлучки с балетными девушками. Он мне все объяснил. И потом, неблагородно наступать на любимую мозоль. Тебе от этого не прибавится. А мне и так сложно. Не думай, что я слепая.

Я увидела в заднем ряду партера чью-то фигуру. Зал во время репетиции почти не освещается, но даже сквозь блеклые дежурки были видны ее очертания.

— Смотри, там кто-то сидит. Ты видишь? — шепнула я.

— Нет, просто тени так ложатся.

— Ничего подобного, это вполне материальное тело.

— Эй, кто там? На репетиции нельзя находиться! — бросилась я к проходу, но, добежав до последнего ряда, увидела лишь колыхание портьеры и услышала скрип закрывающейся двери. Я выглянула в фойе — там никого. У меня опять разыгралось воображение, или кто-то усиленно прячется от нас. А я просто более наблюдательная.

Я вернулась к сцене, где Сашечка «пристреливал» декорации.

— Ну что? Кто этот призрак?

— Ты прав, — не вдаваясь в подробности, ответила я, — никого. Мне почудилось.

— Возможно, возможно. А может, кто-то и бродит по нашему помещению, — дразнил меня дружок.

— Прекрати, и без того проблем навалом.

— Ладно, ты иди, сторожи Митьку, а я буду воплощать его идею, — веселился художник.

— Ты, Санька, злой стал. Если у тебя не получается, не стоит отыгрываться на других.

Гордо отвернувшись, я пошла к гримеркам.

— У меня все получится, — тихо сказал мне вслед Саша.

Жаль, что мы редко всерьез вслушиваемся в смысл слов, которые говорим сами или произносят наши собеседники. Сейчас я пытаюсь собрать реплики героев моей жизни и найти то место, где все треснуло. Мне кажется, что я близка к пониманию…

— Оставь меня. Все равно тебе нет никакого смысла вмешиваться в это.

— Но почему же? Это всем остальным ты можешь дурить головы. Я все давно понял, Митя, ты не такая уж загадочная фигура.

Голоса перекрывали все пространство старого здания с прекрасной акустикой. Митя и Саша о чем-то горячо спорили. Вмешиваться в их темпераментный разговор в голову мне не приходило. Я сидела одна в пустой гримерке и боялась, что они разругаются всерьез, а это уже угроза всему делу и Митиной затее. Но выйти побоялась.

— Не думаю, что ты станешь обнародовать это. Тебе тоже невыгодно. Все сразу рухнет, — орал, как раненый барс, Митя.

— Тогда что ты можешь мне предложить? Я неплохо знаю твою жизнь. И поступки, на которые ты способен, — очень спокойно парировал декоратор. — Я могу сломать всю твою комбинацию. Это несложно.

Продолжения я не слышала. Голоса стали тихими и ровными. Ссора, видимо, закончилась. Тем не менее у меня неприятно сосало под ложечкой. В чем состояла угроза, исходящая от Саши? Почему Митя так разгневан? Какой секрет раскрыл друг детства? Что могло разрушить Митину затею? О какой комбинации они говорили?

Странно, опасные тайны часто находят тех, кто вовсе не стремится их знать, а старается жить простой понятной жизнью. Мой мир и покой все время нарушается. Я строила этот мир, оберегала и все же напарывалась на неприятные сложности и ненужные недомолвки окружающих. В результате я оказалась оплетенной целой сетью тайн и секретов. И запутывалась еще больше. Одна неизвестность тянула за собой другую. Становилось только страшнее и непонятнее. Нельзя сказать, что озарение пришло в один миг и все стало на свои места. Надеюсь, я на правильном пути, но что-то неясное, еле ощутимое тревожит меня по-прежнему. Если я на ложном пути, это приведет меня к полному краху… Но отступать все равно некуда. Слышу шаги. Нет, они еще не приблизились к дому, но уже доносится дыхание беды…

Сегодня репетиции нет. В театре пусто. Только со второго этажа доносится одинокий голос — кто-то распевается и пытается взять на октаву выше. Интересно кто? Пилить на второй этаж по нашей крутой лестнице не хотелось. Бог с ними со всеми.

Расстроенная и одинокая, я побрела домой.

Меня разбудил звонок телефона. Звонила Ольга.

— Лера, страшное несчастье. Сашечка разбился на машине. Беги в театр.

Ничего не ответив, я судорожно стала натягивать шмотки, трясясь и путаясь. Я, прилетев в театр, увидела весь коллектив, сплоченный в непредсказуемом горе. Первый здравый вопрос, посетивший меня, что теперь будет со спектаклем? Не равнодушие и безразличие двигало мной, а всего лишь попытка успокоится и объяснить что-то людям. Я уже слышала шепот окружающих. Они произносили страшные вещи.

— Его не узнать. Тело обгорело полностью. Нечего даже хоронить.

По зданию бегала милиция. Автокатастрофа случилась не рядом со зданием театра. Допрашивать нас всех не было смысла.

— Лен, наверное, тебе придется доводить спектакль до конца одной.

— Так и поняла, — деловито и спокойно ответила Лена.

Несмотря на весь ужас произошедшего, меня мучил вопрос, кончился ли миром вчерашний спор, который я случайно услышала.

Митя, бледный и одинокий, сидел в кабинете и что-то писал.

— Я тебе нужна сейчас? — с надеждой всунула я голову в комнату.

— Ты мне всегда нужна. Но лучше, если займешься похоронами.

Дальше все происходило, как положено. Суета по поводу захоронения, выходной в театре, общее уныние. И редкие истерики в гримерках со словами: «Это плохое предзнаменование…» На кладбище приехала Руфа, которая не стала общаться ни с кем, кроме Сашиных родителей. Я подошла к ней.

— Нечего раскисать, — глядя на мое заплаканное лицо, отчитала меня актриса. — Конечно, ужасно, но лучшее, что вы можете сейчас сделать, — довести дело до конца. Это будет лучшей памятью о Саше.

Мне показалось, она на что-то сердится. В ее словах, безусловно, был здравый смысл, но мне они показались слишком уж резкими.

— Театр — жестокое дело. И публике в общем-то все равно, кто доделает спектакль. Главное, чтобы он состоялся.

Она отвернулась от меня и направилась прочь.

Следуя жесткому совету Руфины, я постаралась объяснить труппе необходимость выполнить поставленную задачу. Надо отдать должное моим коллегам, все рьяно взялись за работу, старательно избегая даже упоминать о произошедшей трагедии. Резкий удар по нашим головам нашел выход в усиленной творческой энергии. Поэтому последующие три дня мы парили в художественном полете, радуясь успехам и внятным результатам. Не знаю, насколько все были честны, но маска, как известно, прирастает к лицу, и наши улыбки казались почти искренними.