Гадес - Расселл Эндрюс

— А что слышно от Ди Пецио?

— Пока ничего, — с сожалением отметил Джастин. — Я, наверное, недостаточно настаивал. Боялся, что начнет выспрашивать… А, ладно, гори оно все!

И с этими словами он набрал номер телефона.

— Что? — раздался в трубке голос Ди Пецио. — Опомнился и хочешь теперь два доллара в неделю?

— Хотел узнать, что там с моими отпечатками. Да, я в курсе, что у вас народу некомплект, но думал, ты меня не забудешь.

— Поздновато спохватился, тебе не кажется? Тем более сегодня воскресенье. Вчера ты сказал, что дело терпит.

— Сегодня, наверное, уже не терпит, — пристыженно заметил Джастин.

— Тогда почему не сбагрить их твоим шишкам из ФБР? Вы с ними вроде скорешились?

— Я бы с удовольствием, только я свалял дурака и отдал их тебе.

— Тварь ты неблагодарная, вот ты кто! Ладно, жди, к утру сделаю. И не вздумай на меня пенять, если результат тебя не обрадует.

— Ты что, — насторожился Джастин, — уже что-то пронюхал?

— Подожди секундочку, ладно?

В трубке послышался звон бокалов, потом женский смех. Даже не смех, хихиканье. Точно, кто-то хихикнул. А Билли женат уже двадцать пять лет, и его жена вряд ли будет так по-девчоночьи хихикать.

— Билли, — позвал он. — Тебе уже что-то известно про этого парня?

— Ни черта мне не известно. Просто жизнь у тебя сейчас такая, что ты в любом случае не обрадуешься.

Джастин положил трубку и глянул на часы. За полночь. Как Билли это удается? Бухает до двух, а то и трех ночи, а в полвосьмого утра на работу — и как огурчик. Самому Джастину это давалось все труднее и труднее.

Какое там, не заснуть после десяти и то подвиг. Реджи, как по сигналу, зевнула.

— Давай завтра договорим, — предложила она. — Я умоталась.

— Где ночуешь? — спросил он.

— Квартиры на этот раз нет. Плохо, когда работаешь без прикрытия. Остановилась пока в «Фишермене». Недорого, но тот еще сарай.

Повисла неловкая пауза. Они стояли друг напротив друга на некотором расстоянии. Одновременно и сближавшем и разделявшем их.

— Подвезти?

— Я на машине.

— Пива хочешь на дорожку?

Голос неожиданно стал ломким. «Дурак, — обругал он себя. — Тоже школьник нашелся! Куда ты прешь? Не связывайся».

— Хочешь, чтобы я осталась и выпила еще бутылочку, Джей? — тихо произнесла она.

— Нет. Не хочу.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он из окна гостиной смотрел, как Реджи идет к машине. Обычная машина. «Фольксваген», кажется. Она села на водительское сиденье и укатила в направлении мотеля.

Джастин выдохнул. Потом набрал номер сотового Эбби Хармон. Снова автоответчик, снова то же сообщение, которым его кормят уже два дня. На этот раз после сигнала Джастин не стал оставлять ничего. Только посмотрел на трубку мрачным взглядом и нажал отбой.

На компьютере он включил две песни — «Цели» группы «Эверласт». И «Все изменилось» Дилана. Звук погромче.

Странно, но рэп действовал успокаивающе. И одновременно встряхивал. Джастин закрыл глаза и, загипнотизированный печальным ритмом, вслушивался в то, о чем вещал исполнитель — на что люди готовы ради цели.

«Бывает так, что ради цели погибают дети».

А может быть, всезнающий Боб Дилан оказался прав и на этот раз?

«Люди сходят с ума. Жизнь — странная штука». Когда-то Джастину тоже «было не все равно». Вот только неизвестно, насколько «все изменилось».

Он еще раз вдохнул полной грудью.

Потом запустил обе песни сначала и отправился допивать пиво в одиночестве.

Лин смотрела на Того, пытаясь понять, что означает это выражение лица. Она думала, что знает партнера насквозь. Легко считывает любой его жест, самое мелкое движение, гримасу, взгляд или улыбку. Однако сейчас не разберешь — то ли он замкнулся, переживая унижение, то ли пытается сохранить хорошую мину перед ней, Лин… То ли не хочет подавать виду, что ему приглянулась женщина, за которой они сейчас наблюдают, — блондинка, выходящая из дома, где живет полицейский.

Того никогда не подавал виду, что может желать кого-то еще кроме Лин. А вот эта явно привела его в восторг. Такая по-американски уверенная в себе, такая непринужденно-сексуальная…

У Лин стало влажно между ног. Она сама не знала почему. Может, мысли о Того и этой женщине так подействовали. А может, вспомнилось унижение, через которое ему пришлось пройти там, в высоком офисном здании. Партнер оказался таким уязвимым.

А ведь унижаться Того пришлось из-за нее.

И при мысли об этом Лин возбудилась еще сильнее.

Их вызвали, чтобы получить отчет о проделанной работе. Они отправились в высокое стеклянное здание, устремляющееся куда-то к солнцу. Раньше их никогда сюда не приглашали, это первый раз. Здание показалось им пустынным, в эти летние выходные на работе никого не было. Охранник, следуя своим указаниям, посадил Лин и Того в лифт, и они вышли на каком-то из верхних этажей, где их встретил другой охранник и провел в красивую комнату с толстым ковром и многочисленными телеэкранами, встроенными в обшитые панелями стены. Посреди помещения поблескивал стол из гладкого, как стекло, черного мрамора. Их оставили ждать. Через какое-то время в комнату вошел знакомый мужчина. Лин знала его по имени. Он богат и влиятелен. Больше ей ничего о нем не известно. Хотя нет, еще он старый. Но держится прямо, а лицо жесткое, как будто вырезано из камня. Есть в нем что-то такое, что вызывает желание подчиняться. У нее возникло смутное подозрение, что его сила чем-то сродни ее собственной, а может быть, даже более могущественна. Их с Того вызывали по первому его требованию. Они должны были выполнить любой его приказ, следуя инструкциям дословно и неукоснительно. Инструкции обычно давались на китайском. Мандаринским наречием старик тоже владел. Не в совершенстве, но говорить мог бегло. И уверенно. На встречах он оставался немногословным. Ограничивался несколькими вопросами, потом давал указания, что им делать дальше. И все. Тем не менее Лин всегда восхищало, как он с ними разговаривает. По-английски он, разумеется, объяснялся лучше, чем Того. Лин иногда казалось, что Того по-английски вообще не говорит. Он понимал на слух, в этом она не сомневалась. Иногда она говорила с ним по-английски, и, хотя Того неизменно отвечал на хэнаньском диалекте сян, ясно было, что он все понял. Но когда на английском говорил этот человек, Того делал вид, что не понимает. Поэтому на английском старик обращался только к Лин. В этот раз он говорил с Того, на мандаринском наречии. Ее он вниманием не удостоил. «Расскажи, как прошло с дамой из ФБР», — велел он, и Того сказал, что все прошло успешно. И тогда старик вытащил американскую газету. И показал заголовок. В статье шла речь про ту некрасивую женщину, которой Лин дала возможность умереть достойно. Лин не видела в этом ничего предосудительного, но старик сказал, что эта дама умерла не просто так. Она успела оставить сообщение. И он поведал им то, о чем умолчали в газете: собственной кровью женщина написала послание на собственном теле. Он сказал им, что она написала. Слова он произнес по-английски, без перевода, но Лин эти слова все равно ничего не говорили. Неизвестно, может быть, они значили что-нибудь для Того, но он ничего не сказал в ответ и никак не отреагировал. Однако старик ясно дал понять, что посмертное послание плохо само по себе. Это значит, что некрасивая женщина знала гораздо больше, чем положено. И у них теперь возникнут трудности. Серьезные.