Катрин Блюм - Александр Дюма

Парижанин не умер, я отделаюсь всего лишь десятью годами ссылки на галеры…

Сердца всех присутствующих наполнились радостью, и все открыли Бернару свои объятия, но первая, кто бросился ему на грудь, была Катрин.

Бернар сделал движение, чтобы прижать ее к своему сердцу, но тщетно, так как у него были связаны руки. Аббат Грегуар заметил печальную улыбку, которая проскользнула по губам молодого человека.

— Мсье мэр, — сказал он, — я надеюсь, вы отдадите распоряжение, чтобы Бернара освободили!

— Жандармы, этот молодой человек свободен, — сказал мэр, — развяжите его!

Жандармы повиновались. Наступил момент радостного смятения. Отец, мать, жених и невеста бросились друг к другу, образовав беспорядочную группу. Слышались радостные восклицания. Все плакали. Даже у мэра на глазах выступили слезы.

Один лишь Матье шептал проклятия.

— Отведите этого человека в тюрьму Вилльер-Котре, — приказал он, указывая на Матье, — и хорошенько стерегите его!

— Бедный дядюшка Сильвестр, — сказал Матье, — придется побеспокоить его, в такой час!

И, вырвав свои руки из рук жандармов, которые хотели надеть на него наручники, он сложил ладони около рта и издал крик чайки, затем дал жандармам надеть на себя наручники и покорно последовал за ними.

Матье был отправлен в тюрьму Вилльер-Котре и помещен под охрану дядюшки Сильвестра вместо Бернара Ватрена. Когда виновный был уведен под охраной жандармов, когда мэр вышел, опустив голову и бросая назад полные раскаяния взгляды, и обитатели Нового дома остались без посторонних — потому что добрая хозяйка трактира, матушка Теллье, достойный аббат Грегуар, Лаженесс и Бобино, которые так хитро довели драму до счастливого конца, и друг Франсуа, который напал на след с ловкостью, достойной Последнего из могикан, — не были для них посторонними, и ничто больше не мешало проявлению радости в семье.

Прежде всего, отец и сын обменялись крепким рукопожатием. Рукопожатие сына означало:

— Вы видите, что я не солгал вам, батюшка. — Разве я когда-нибудь серьезно подозревал тебя, Бернар? — отвечало рукопожатие отца.

Затем мать и сын застыли в нежном объятьи. Обняв сына, Марианна шептала:

— Подумать только, ведь все случилось по моей вине!

— Тсс! Не будем больше об этом говорить, — ответил Бернар.

— Это мое проклятое упрямство всему виной! — Не нужно говорить об этом!

— Ты простишь меня, бедное мое дитя?

— О, матушка! Дорогая матушка!

— Во всяком случае, я уже достаточно наказана!

— И вы будете достойно вознаграждены, как мне кажется!

Отойдя от матери, Бернар протянул руки аббату Грегуару и, глядя доброму священнику прямо в глаза, спросил:

— Вы ведь тоже не сомневались во мне, господин аббат!

— Разве я не знал тебя лучше, чем твои отец и мать, Бернар?

— Лучше? — спросила мать.

— Да, лучше, — ответил отец.

— О! — воскликнула старушка, как всегда готовая вступить в спор, — я бы хотела узнать, кто может утверждать, что знает ребенка лучше, чем его родная мать!

— Тот, кто создал его духовно, после того, как мать создала его физически, — ответил Ватрен. — Разве я возражаю? Так что сделай как я, мать, и помолчи.

— О, нет! Я никогда не смогу молчать, когда мне говорят, что кто-то знает моего сына лучше меня!

— Да, матушка, вы замолчите, — сказал Бернар, смеясь, — и для этого мне потребуется вам сказать всего лишь одну фразу.

Как вы, будучи столь религиозной женщиной, могли забыть, что мсье аббат — мой исповедник?

Затем подошла очередь Катрин; Бернар оставил ее напоследок. Хитрец! Он сделал это, чтобы продлить сладкие мгновения.

— Катрин, — сказал он страстным голосом, — дорогая Катрин!

— Бернар, милый Бернар! — прошептала она с полными слез глазами.

— О, пойдем, пойдем, — сказал Бернар, увлекая девушку к двери, которая оставалась открытой.

— Эй! Куда это они пошли? — спросила матушка Ватрен с таким беспокойством, что это походило на ревность.

Отец пожал плечами:

— По своим делам, — сказал он, набивая трубку. — Пусть они идут, жена.

— Но…

— Послушай, неужели в их возрасте и при подобных обстоятельствах нам было бы нечего сказать друг другу?

— Гм! — сказала мать, бросая последний взгляд в открытую дверь. Но хотя дверь была открыта, она ничего не увидела: молодые люди уже успели скрыться в чаще леса.

Что касается Бобино, Лаженесса, Франсуа и дядюшки Ватрена, то они собрались вокруг стола и при свете свечей принялись добросовестно считать, сколько бутылок было выпито и сколько еще осталось. Аббат Грегуар воспользовался занятием, в которое были погружены четверо товарищей, чтобы взять свои трость и шляпу и бесшумно выскользнуть в приоткрытую дверь и направиться к дороге, ведущей в Вилльер-Котре, где он встретил свою сестру, мадам Аделаиду Грегуар, которая поджидала его в сильном волнении.

Обе женщины — матушка Ватрен и матушка Теллье, — присев около камина, принялись оживленно болтать, но поскольку они говорили вполголоса, то их болтовня никому не показалась ни долгой, ни запутанной.

С первыми лучами солнца Бернар и Катрин появились на пороге, подобно двум перелетным птичкам, которые улетели вместе, а теперь вместе вернулись в родные края. С улыбкой на устах Катрин, стараясь ни на минуту не терять из виду своего жениха, обняла дядюшку Гийома и матушку Ватрен и приготовилась подняться в свою комнату.

Но лишь только она собралась поставить ногу на первую ступеньку лестницы, Бернар остановил ее, как будто бы она забыла что-то важное.

— Ну!.. — сказал он с нежным упреком.

Катрин не потребовалось никаких объяснений: родственные души прекрасно понимали друг друга. Она направилась к столу, подошла к Франсуа и подставила ему обе щеки для поцелуя.

— В чем дело? — спросил Франсуа, удивленный столь неожиданным проявлением чувств со стороны девушки.

— Она хочет поцеловать тебя, чтобы поблагодарить, — объяснил Бернар. — Черт возьми! Мне кажется, что мы тебе обязаны! — Ах, мадемуазель Катрин! — воскликнул Франсуа и, вытерев рот салфеткой, звонко расцеловал краснеющую девушку в обе щеки.

Затем Катрин, в последний раз протянув руку Бернару, поднялась в свою комнату.

— Ну, ребята, — сказал молодой человек, подходя к столу. — Мне кажется, что пора идти. Быть счастливым — это прекрасно, но нельзя забывать о службе герцогу Орлеанскому!