Козни колдуна Гунналуга - Сергей Самаров

Так, без столкновений, умело избегая любого обострения, способного помешать движению к цели, плыли дальше и дальше.

— А что, здесь городов вообще не бывает? — спросил однажды у конунга десятник Велемир.

— Есть города… То есть город… Сигтуна… Там прежде шведский конунг жил, — сообщил Ансгар. — Сейчас конунг сидит от моря далеко… А Сигтуна… Не знаю, отстроили ли его… Год назад Сигтуну даны с ваграми сожгли…[25]Но мы Сигтуну уже давно проплыли. Сам город в глубине берега стоит, на берегу озера, а озеро с Балтией соединяется проливом. Мы мимо проходили, мористее… Больше городов шведы не построили. И вообще — Швеция уже кончается… До Норвегии уже рукой достать можно… Ослофьорд тоже иногда городом называют, хотя это не такой город, к которому вы привыкли у себя. Это даже не городище Огненной Собаки. Там нет стен и башен. Рядом с Ослофьордом мой дом. До него чуть-чуть ближе. На несколько часов плавания.

Но чтобы достать до Норвегии, руку необходимо было иметь достаточно длинную, в чем ладейщики убеждались еще пару дней…

* * *

Однако, когда кажется, что долгое дело близится к завершению, судьба часто показывает, что в трудном предприятии расслабляться нельзя до самого его завершения.

Уже совсем недалеко от норвежских вод ладейщики собирались устроить большой привал, и конунг Ансгар, хорошо зная эти места по нескольким плаваниям с отцом и с дядей, сам показал фьорд, свободный от виков, где можно было бы спокойно отдохнуть.

— До Ослофьорда отсюда добираться день… До выборов осталось два дня… Можем позволить себе стоянку и прибыть на место как раз в нужный момент. И, что важно, прибудем ночью, когда нас никто не сумеет увидеть. За оставшееся время я успею собрать своих воинов и, если понадобится, воинов ярла Фраварада…

— Значит, отдыхаем… — согласился Овсень.

Пролив был узким, со множеством поворотов, но глубоким, и, убрав паруса, его легко удалось преодолеть на веслах. Единственно, кормчим пришлось смотреть внимательнее, чтобы не зацепиться бортом за скалу. Но до борта камням мешали добраться еще и весла, ломать которые тоже не хотелось. Однако все кормчие справились со своей работой и даже не сломали ни одного весла.

Все-таки помня, что это свейская земля, сотник Овсень выставил со всех сторон часовых, и даже дальний пост не забыл выставить — послал вислоусого стрельца Белуна на дальний мыс, чтобы смотрел за морем и в случае тревоги послал в лагерь поющую стрелу.

Берег фьорда был песчаным и каменным, кустов там росло много, но кустами костры не разожжешь, и потому вои ушли в сторону недалекого леса, чтобы нарубить там дров, когда поющая стрела пролетела над берегом, только одним долгим и громким голосом своим сразу возвращая дровосеков к оставленным ладьям.

Судя по времени, стрелец Белун еще не должен был до окончания мыса дойти. Разве что половину пути преодолел. Значит, что-то раньше увидел.

А уже вскоре это же увидели и остальные — раньше, чем Белун вернулся, в пролив вошли, плотно перегородив его двумя рядами, шесть драккаров, но во внутренний залив не двинулись, остановившись в самом широком месте, практически борт к борту, и заняв весь пролив почти от берега до берега. На мачте каждого из пяти драккаров был вывешен красный щит, только у правого крайнего в переднем ряду, к удивлению и непониманию ладейщиков, щит был вывешен белый.

— У них там что, внутренние разногласия? — спросил сотник Овсень окружающих, не надеясь, впрочем, получить ответ. — Или на правом драккаре щит перепутали? Ослепли…

— Перепились украденного вина… — предположил Велемир. — Свеи головой слабоваты, от вина, меда и местного пива, когда все перемешивается, она у них кругами гулять начинает. Мне так один знакомый словенин говаривал.

Шутить можно было еще долго, но шесть драккаров все же представляли реальную и немалую силу, особенно если кроме гребцов за бортами притаились и вои, а на это было очень похоже, если судить по низкой посадке лодок. Но уйти четырем славянским ладьям было уже некуда, и бой предстояло принять, поскольку красные щиты однозначно говорили о желании шведов настоять на кардинальном решении вопроса первенства.

Поспешно прибежал Ансгар, первоначально ушедший с воями в лес, чтобы показать, где лучше рубить дрова, поскольку он уже бывал в этом фьорде и даже ходил здесь за дровами.

— Один драккар просится на переговоры. Он ждет, когда мы белый щит выставим…

— Я не обязан для всех свеев возить разноцветные щиты[26], — отчего-то упрямо и с раздражением ответил Овсень. — Красных у меня хватает, но нет ни одного белого. И не думаю, чтобы кто-то из моих воев согласился перекрасить собственный щит.

Должно быть, Овсень сердился на Ансгара, потому что по его совету они забрались в эту ловушку, из которой выбраться теперь трудно.

— Они будут ждать, — сказал конунг почти примирительно.

— Пусть ждут, — совершенно не проявляя беспокойства, сказал невозмутимый сотник Большака. — Они воюют по своим правилам, что ими же и придуманы. А мы воюем по своим, которые придумали наши предки. И мы дождемся нашего часового. Он уже идет. Пусть расскажет, что успел рассмотреть. Ему сверху видно было лучше, чем нам. Может, придется атаковать без переговоров. Самим. А то мои вои засиделись до того, что чесаться начали. Да и добыча на этих драккарах может быть не хуже, чем на трех прошлых. Еще хотя бы два сундука с серебром нам очень не помешали бы. А что — на трех был один сундук, на шести может оказаться целых два. Я даже готов поделиться с другими ладьями добычей, если захвачу ее сам.

Большака, хотя говорил серьезным тоном, явно дурачился перед обязательной, как ему казалось, схваткой, и таким образом поддерживал и себя и других, у кого дух был не такой воинственный. Вообще Большака предпочитал жить легко, чтобы и с жизнью так же легко расстаться, не считая ее чем-то достойным сожаления. По крайней мере, многие его разговоры и поступки говорили именно об этом.