Обман - Анна Бялко

«Это вы про меня не знаете», — мрачно подумала Марина. Но упоминание о работе натолкнуло её на мысль.

— Елена Петровна, — начала она, осторожно подбирая слова. — А вы не могли бы при случае… Понимаете, я… В школе не платят почти ничего, и я тут думала, не попробовать ли мне пойти в домработницы, что ли… Вы бы не дали мне рекомендацию? Или, может, вам из знакомых кому-нибудь нужно?

— Я так сходу не соображу, но узнать могу. И рекомендацию дам, конечно, какой вопрос. Ты же мне не чужой человек, дочка, можно сказать, — Елена Петровна хитро улыбнулась и подмигнула Марине. — Но ты не спеши. Мне почему-то кажется, что в этом году у тебя будут ещё сюрпризы.

Вопреки посулам Елены Петровны, оставшиеся до Нового года дни прошли совершенно без всяких приключений. Марина вела тихую размеренную жизнь и уже почти уговорила себя доработать все-таки в школе до лета, и только потом заняться поисками нового места. Тридцать первого декабря она, совершенно не собираясь ничего праздновать, часов в семь садилась за свой нехитрый ужин, рассчитывая потом сразу залезть в постель и посмотреть «Иронию судьбы», как зазвонил телефон. Голос был незнакомым, мужским:

— Ариш, привет. Это я. Как самочувствие?

— Нормально, — ответила было Марина, и только тут сообразила, что это, наверное, и есть Аринин мужик по имени Пётр, которому надо было сказать: «Болею». Поэтому она поправилась: — То есть получше, но все равно пока болею.

— То-то я смотрю, у тебя и голос какой-то странный, — согласился незнакомый Пётр. — Новый год дома встречаешь, болезная?

— Ну, а где же? — искренне ответила Марина.

— Ну ладно. Мои поздравления. — И трубку повесили.

Марина пожала плечами и вернулась к ужину с диваном.

Часов в десять, когда в телевизоре Женя с Надей вовсю пели друг другу песни и выясняли отношения, раздался звонок в дверь. «Небось, соседка баба Катя пришла поздравить», — решила Марина. Она открыла, даже не зажигая свет в прихожей.

На лестничной площадке было темно. Из темноты на неё надвигалось что-то большое и мохнатое. Марина завизжала и отскочила в коридор, споткнувшись о сапог и налетев по дороге на вешалку.

— Без паники, — сказал басовитый голос. — Это я, Дед Мороз, всем подарочки принёс.

— Какой ещё Дед Мороз?! — Марине наконец удалось нашарить выключатель.

Первое, что она увидела, были шевелящиеся на уровне её лица еловые ветки. На одной поблёскивал большой красный шар. «Фу, наверное, кто-то квартирой ошибся, значит, убивать не будут», — подумала Марина и постаралась заглянуть за куст. Там обнаружился довольно симпатичный коренастый дядька средних лет, в кожаной куртке, с кучей пёстрых пакетов. На голове у него красовался яркий дед-морозий колпак.

— Вы, наверное, дверью ошиблись? — поинтересовалась Марина.

— Наверное. Ну-ка подскажите, тут проживает больная девушка Арина?

События явно выходили из-под контроля. Опять какой-то неучтённый Аринин мужик. Что с ним делать на этот раз? Признаваться, или…

«Признавайся или раздевайся», — всплыла в Марининой голове дурацкая считалка из её подмосковного детства, когда девчонки, краснея и хихикая, играли за сараями в бутылочку на признания. Та, которая не хотела говорить, кто ей нравится, должна была что-нибудь с себя снять.

Мужик тем временем деловито снял с себя куртку, разулся, поискал тапки и, не найдя, прошлёпал со всеми сумками в кухню прямо в носках. Так и не решив, что делать, Марина отправилась за ним.

В кухне мужик вручил ей еловый букет, а сам занялся потрошением сумок. Марина заметила блестящее горлышко шампанского, ещё какую-то бутылку, коробку конфет…

— Ты ёлку-то поставь пока, — обратился он к ней. — У тебя ведь своей нету, я угадал?

— Нету, — подтвердила Марина и пошла выполнять задание. Пока она искала вазу, наливала воду и пристраивала косматое творение, ей удалось немного собраться с мыслями.

— Петь, — не совсем уверенно позвала она, вернувшись в кухню.

— Ну, — отозвался мужик, резавший в этот момент батон колбасы.

— А я ведь болею, я ж тебя предупреждала.

— Так я предупреждён. Я тебе тоже говорил: больные женщины — моя слабость. Только между прочим, Ариша, — тут мужик бросил колбасу и серьёзно посмотрел Марине в глаза. — Зря ты мне не сказала, что вы с Валькой расстались. И что ты совсем на мели сидишь, тоже. Чего тут стесняться? Это жизнь, все мы такие. Мне-то, как старому другу, уж точно могла бы сразу сказать.

«Вот — мужик, — пронеслось в голове у Марины. — Муж Валька ему до фени, убогая обстановка его не смущает. Больных женщин любит… Ну как Арине всегда такие достаются? Хотя почему — Арине? Разговаривает-то он со мной… И квартира — моя. И это как раз у меня нет денег и мужа Вальки, а у Арины наоборот. Сейчас-то это уж совсем взаправду. А мужик — Аринин. Нечестно как. Всегда она меня как-нибудь да обжулит».

Мысли были запутанными и торопливыми, да и вообще для произнесения вслух не годились. Но надо было что-то сказать в ответ. Марина напряглась и выдала:

— С чего ты все это взял? — Не лучшая реплика, но по обстоятельствам сойдёт.

— Так, матушка, я все-таки журналист, хоть и редактор. Да брось, забыли, тащи лучше тарелки и подставляй бокал. Будем проводить профилактику от болезни. — Петя взял в руки бутылку, не ту, что с шампанским, а другую.

Бутылка оказалась марочным коньяком, новогодний ужин — самым вкусным в Марининой жизни, а Петя — замечательным мужчиной, на плече которого Марина мечтала засыпать всю свою жизнь. Говорят, как год встретишь, так и проведёшь. У неё появились вполне реальные шансы…

Первые дни после возвращения из Швейцарии прошли для меня в непрерывной круговерти маленьких радостных открытий. Мне внезапно понравилась наша квартира — то ли оттого, что я успела соскучиться по ней, то ли потому, что жить в ней осталось недолго. Мы решили со всей определённостью перебраться в Женеву, и Валька говорил, что ему нужно месяца три за все про все, чтобы разобраться с делами, так что к лету мы точно уедем. Меня радовали какие-то простые вещи, вроде полотенец в ванной, бутербродов к завтраку и свитеров в шкафу. Мы просыпались вместе, Валька ухитрялся заскочить пообедать дома и вечером возвращался не поздно. Одним словом, полнейшая сбыча мечт.

Так продолжалось дня три. После этого я стала замечать в себе какие-то непонятные настроения, которые напоминали странную тоску по школе, забавным детским мордахам и моим рассуждениям на тему любви и дружбы. Интересно, как они там? Я же даже отметок за четверть не успела поставить. Конечно, это и без меня сделали, но все-таки… Одновременно появилось ещё некое чувство, напоминающее угрызения совести по отношению к Марине. Она, конечно, тоже хороша, но все-таки… И что с ней случилось на вечере в Думе? Поссорилась с Гришей? Из-за чего? Этот вопрос вообще было бы неплохо разъяснить.

В шкафу я нашла некоторое количество тряпок, появившихся там усилиями Марины. Несмотря на внешнее сходство, вкусы наши, мягко говоря, были различны. Ни одну из этих вещей я не стала бы носить по доброй воле, но какое теперь моё дело? Хотя, наверное, надо бы их как-то ей передать… Она их выбирала, они ей нравятся. Нехорошо будет, если пропадут.