Шел старый еврей по Новому Арбату - Феликс Кандель

– Это что?.. – прошептал в потрясении владелец однокомнатной квартиры с совмещенным санузлом.

Кавалер ордена Золотого Гребешка возлежал на оттоманке, попыхивая душистой пахитоской. Наушники на голове. В наушниках музыка.

Ответил с достоинством:

– Вивальди. Си минор. Концерт для виолончели, струнных и чембало. К увлажнению души.

Штрудель повторил с угрозой:

– Я спрашиваю: что это вокруг меня?

Петух поскучнел, снял наушники, затушил пахитоску:

– Приличествующий нам интерьер.

– Как оно в комнате поместилось?

– Стены пришлось раздвинуть. Соседей потеснить. Сверху и с боков.

Штрудель отбросил одеяло, головой боднул кроватную спинку:

– Сделай, как было. И немедленно! Если не желаешь на блюдо. Куриная грудка в винном соусе, фаршированная шейка, крылышки на меду.

– Шурда-бурда… – простонал тот, как выругался. – На какие дела посылаемы! Какие преграды одолевали! А с этими? А теперь? Которые докучливы и обидчивы…

Добавил между делом:

– Чтоб ты знал. Меня уже ели. Не однажды.

– И что?

– И ничего.

– Ты несъедобный?

– Я несъедаемый. Нефролепис – птерис…

Исчезло ложе, исчез гобелен, ангелы с сильфидами, и всё возвратилось на прежние места, ввергнутое в первоначальное убожество. Старая его кровать. Одеяло с подушкой. Растоптанные тапочки. Даже тумбочка вернулась, утробно поскрипывая, которую собирался выбросить за ненадобностью.

Штрудель натянул на ноги потрепанные брюки, признался с неохотой:

– Вещи обижаются на меня, не желают пребывать в неприглядстве. Будто ожидают, что попрошу прощения. А я… Чего это стану извиняться? Пускай ублажают, какие ни есть.

Петух признание не принял:

– Простыню бы сменил. Наволочку с пододеяльником. Как я его терплю! За что мне такое?..

После завтрака Штрудель вышел на бульвар. С петухом на ниточке. Тот шел, гордо задрав голову, нёс себя с великим достоинством. Следом бежали отроки досознательных годков, высовывали языки и дразнились:

– Петух, петух – на жердочке протух!..

А он никого не замечал.

– Ты не мог бы их пристыдить? – спросил Штрудель.

– Мог бы, – ответил петух. – И не только. Жалко родителей: плакать будут, падать в обморок, школу винить.

Дети отстали, лишь один из них, шныристый малолетка, которого ожидало славное уголовное будущее, бежал следом, цыкал слюной на сторону, дерзостно кричал в восторге:

– Петух, петух – на жердочке протух!..

– Мальчик, – сказал Штрудель, – не подарить ли тебе этого петуха?

– Мальчик, – сказал петух, – не подарить ли тебе этого мужчину?

Повертел глазом в глазнице. Щелкнул свирепо клювом. Шпору навострил на обидчика.

Малолетка посинел, помертвел, заканючил:

– Дяденька петух… Век воли не видать…

Исчез с бульвара.

– Где он теперь? – испуганно спросил Штрудель.

– Дома. Под одеялом. С ним работают психологи-криминалисты.

Пошли дальше.

– Всё, – решил Штрудель. – Влипнешь в историю с этим петухом. Продам и немедленно.

Тот ответил резонно:

– Кто такого возьмет? Глаз снулый. Раскраска блеклая. Гребешок линялый. Шпоры на ногах обвисли.

– Я же купил!

– Ну и дурак.

Склевал кого-то в траве, сказал примирительно:

– Не петушись, Штрудель. Ты выделен среди прочих. Побуду пока у тебя.

– Надолго?

– Как получится.

– С какой такой целью?

Ответил, напустив туману:

– Мир завораживает, Штрудель: сверши – и возвысишься.

5

Пришли домой.

Петух взглянул на часы.

– Включи телевизор! Срочно! Девятьсот тридцать седьмой канал.

– Такого нет.

– А ты включи.

– Сам включи.

Застеснялся:

– Я не умею…

Штрудель возликовал, даже руками всплеснул:

– Не можешь без меня! Не можешь!..

На экране возникла кокетливая несушка, зачастила заученно:

– Добро пожаловать на горячую линию связи! Если вас интересуют интимные знакомства, подмигните левым глазом. Если требуется незамедлительная помощь сексолога, моргните правым глазом. Страдающие расщеплением личности: мигайте всеми глазами, какие имеются. Подмигивающие безостановочно: вам к психиатру, на другой канал. Если не умеете мигать – ваша забота.

Петух моргнул должным шифром: точка – тире – две точки, и объявился кур в темных очках. Сообщил строго:

– От кочета кочету. Велено вам путешествовать.

– Вдвоем?

– Вдвоем. Зюйд-зюйд-вест. Инструкции получите в пути.

Штрудель возмутился:

– Велено? Кем это велено? Мне дома хорошо!..

– Успокойте его.

И отключился.

Петух скосил глаз, сказал утомленно:

– Нефролепис – птерис… Продолжить?

Штрудель поостыл:

– Не надо.

Выпил чаю. Сгрыз пару сушек. Дотерпел до вечера непредсказуемое соседство.

Перед сном петух произнес:

– Сердце твое озябло, Штрудель, в приблизительном существовании. Событий недоставало на твоем пути, достойных упоминания, эхо не откликалось на вялый призыв, приливов не было в твоей жизни, одни отливы.

Вздохнул. Запечалился:

– Ты прав, Петя, как же ты прав!.. Жизнь проходит перед глазами. Где та подножка, чтобы вскочить на нее?

– Будет тебе подножка.

Продолжил без жалости, наставляя на скорые превратности:

– Мир взглядывал в профиль на тебя, одним глазом, – теперь повернется лицом, со сменами выражений, выкажет суровость мест, прежде неподступных, дикость и коварство их обитателей, покушения, отравления, прободения копьем из засады, стрельбу в упор из мушкетона. Страшно тебе?

Признался:

– Еще как!

– Ты голый, Штрудель, оттого и страшно. Обрастешь корой, шкурой и чешуей, шипами, клыками и перьями, всех и всё одолеешь, просветишь неразумных варваров, заложишь город в новооткрытых землях, имя которому – Штруделиополь. Случай пред тобой, человек, не упусти его.

– Это не опасно? Такие приключения?