Однажды в Марчелике - Лео Сухов

– Мадам и рив – тоже в сёдла! – подтвердил Иоганн.

– Нагнали его. А девушка-то уже очнулась. И ка-те-го-ри-чес-ки требует её отпустить! – кивнул Мигель. – А Дан возражает: мол, как же я отпущу-то?! Ствол-то ещё не чищен!.. Мадам ему кричит: «Парень, остановись! Верни девушку, и я тебя прощу!». Рив орёт, как будто его подстрелили, и требует прекратить хулиганства. Местный фермер, мимо фермы которого мы скакали, тоже во всю глотку орёт – и требует перестать орать и ругаться, потому что ему все спать мешают!..

– И? – нетерпеливо уточнил Вульф.

– И тут Дан уснул, – ответил Иоганн. – Все мы орём чего-то, а он, оказывается, в обе ноздри храпит…

– Похрапел-похрапел – и брык с волла на землю! Ну это… Мы его подняли, уложили на волла, как до того он сам девушку укладывал. И назад… – закончил рассказ Мигель. – В борделе все в хохот: мол, кто ещё кого похитить хотел. Мадам в ярости слюной брызжет. Рив, короче, к нам подошёл перед отъездом и посоветовал больше в Рио Азул не соваться. Год, два… А лучше, говорит, ещё лет пять.

После этого рассказа Дан понял, что перебрал он не просто сильно, а очень сильно. А потому, сославшись на обстоятельства непреодолимой силы, под дружный хохот удалился сначала в кусты, а потом – в свой фургон.

С лагеря они в тот день так и не снялись. И только на следующее утро вадсомад продолжил путь на юго-запад к славному городу Парке…

Неизвестно где и непонятно с кем, но, вероятно, всё ещё Марчелика. 17 мая 1935 года М.Х.

Старик очнулся рывком. Вот он ещё болтался в пучинах боли, и вот – будто отрезало. Ни боли, ни тяжести. Он просто висел и наслаждался этим донельзя странным состоянием, пока вдруг не понял, что прямо у входа в подвал кто-то разговаривает.

– Да, только с пулей в спине… – говорил взволнованный голос.

– И что там случилось? – второй голос Старик раньше слышал, но кому он принадлежит, ещё ни разу не видел.

– Так он и рассказал, – взволнованный голос стал ещё более взволнованным. – Нагрянула эта молодь из номада. Как выжили, как выследили – не знают. Организовали засаду и перестреляли почти всех наших. В общем, Айвери мы потеряли. Там теперь либо приёмный щенок вот этого… Либо вообще непонятно что!..

– Пошлите людей. Пускай узнают, на это сборище своё номад приехал или нет. Понял? – а вот этот голос Старик узнал, потому что именно им ему задавали вопросы.

– Что с этим? Никак не отвечает? – спросили за дверью.

– Уже сдался. Сегодня додавлю его, и запоёт.

– Не переусердствуйте только, метен!..

За дверью раздались шаги, и говорившие начали удаляться. А Старик вспомнил, что и в самом деле уже почти готов был отвечать. Сегодня, когда его пытали в очередной раз. Но не успел ничего сказать – крепко-накрепко сознание потерял…

Судя по тому, что с его седых волос до сих пор капала вода, привести его в чувство похитителям не удалось. Что и неудивительно – ведь годы-то своё берут, как ни молодись…

Зато сейчас Старику стало вдруг как-то спокойно на душе. Дан был жив и, похоже, даже подпортил планы его похитителям.

С плеч Старика как будто гора упала. Годы обучения всё-таки позволили мальчишке вырасти в касадора…

И не просто в касадора, в очень умелого касадора.

И теперь ему предстояло отправиться в самостоятельное плавание.

А сам Старик… Да что ему, седому старику, осталось-то?

И с этими мыслями усталый касадор спокойно уснул, повиснув на цепях. Он спал, и снились ему его молодые годы, когда трава была зеленее, а небо – глубже. Где солнце дарило радость, а рядом были те, кого он очень любил. И так ему не хотелось просыпаться, что его желание в результате сбылось…

Когда дверь в камеру отворилась, и человек, обычно пытавший Старика, переступил порог, ему оставалось только грязно выматериться.

– Что случилось? – спросил зашедший следом невзрачный касадор с холодными серыми глазами.

– Сдох урод! Представляешь?.. – сплюнув, проговорил палач, подходя к телу Старика.

Бледное, худое, оно висело на железных цепях так, как может висеть только мёртвый. Мышцы уже расслабились, а голова болталась настолько низко, что если бы её так повесил живой, то шею бы себе сломал.

– Так… Что же теперь-то? – спросил касадор.

– А то ты не знаешь?.. – буркнул палач. – Его документы у нас есть. Найдите через адвокатов его родню и пошлите им уведомление.

– Надо ли? – усомнился касадор. – Мы уже штук сто таких уведомлений отослали. И ничего…

– Ну так разошлите сто одно! – рявкнул палач, заставив касадора вздрогнуть. – А понадобится – и двести разошлёте! Пока эти письма дойдут, пока приедут родственники…

– Да кто там приедет-то? – спросил касадор. – Ещё хорошо, если хоть кто-нибудь знающий появится…

– Если хоть один появится, уже полдела… – мрачно проговорил палач. – Этот вот много имён мог назвать… А теперь как из него имена тянуть?!

Они немного помолчали, снова глядя на тело упрямого пленника. Сволочь, все планы им поломал своей смертью!.. Наконец, палач отвернулся и, шагая к выходу из подвала, бросил:

– Тело похоронить. Письмо послать. И ждать! Нам нужно их всех убрать с Марчелики, иначе весь наш план пойдёт крахом…

– Сука ты!.. – обиженно сказал касадор, глядя на тело Старика. – Не мог ещё денёк продержаться?

Он развернулся на каблуках и пошёл прочь. Предстояло закончить ещё много дел, и все они были до безобразия срочными.

А главная неприятность заключалась в том, что теперь снова придётся искать кого-то из «этих». А они, хитрые мерзавцы, прятались всё лучше и лучше…

Г.Парке, Марчелика. 26 мая 1935 года М.Х.

Центральные равнины Марчелики велики. Настолько велики, что путешествие через них займёт не один месяц.

На крайнем севере континента с апреля по ноябрь – целых восемь месяцев – царит суровая зима. Однако же с началом ноября, когда ласковое солнышко растапливает снег, там начинается жаркое лето, полное дождей и света. Ночи становятся всё короче – до тех пор, пока солнце не перестанет совсем скрываться за горизонтом. И тогда в северном краю начинается период буйного цветения. Если где и можно увидеть кабачок размером с тыкву (или тыкву, которую нельзя обхватить руками), то это там, на севере Марчелики, за горным хребтом Каносо…

На востоке Марчелики, на той узкой части континента, что протянулась между Ферносским морем, отделяющим её от Нового Эдема, и горами Рокиосо, сезон дождей летом сменяется засушливым периодом зимой.

И только на центральных равнинах, что распростёрлись от западного побережья Марчелики до самых Рокиосо, всегда тепло и жарко.

Но те, кто живёт здесь давно, отлично знают, что погода меняется ровно три раза в год. В конце мая, далеко на северо-западе (там, где сходятся Каносо и Рокиосо), рождается ветер. Его называют Офбельди.