Шаг во тьму - Иван Тропов

– Угу… А вторую подряд можно? Или…

Гош мотнул головой.

– Ясненько… Тогда подъем, Шатун! Труба зовет. Довезешь меня до дома, пока рука не разболелась.

Неужели это конец?

И накатывал стыд, жгучий стыд. Опять струсил, чертов маленький трус… А надо было идти до упора. Спорить до конца…

Но готов ли я идти до конца? Или все еще надеюсь, что это был блеф?

Только со Стариком шутки плохи. Он-то не шутил. Не шутил, черт бы все побрал! В этом все дело. Не шутил…

И если сунусь из города, а он узнает… Он не будет ждать, когда я к нему явлюсь с покаянием. Нет, не будет. Не даст себе остыть, не даст жалости растопить себя.

Он позвонит Виктору и Гошу, и они выловят меня. Сразу, как приеду в город. Гош открывает любые двери. И будет держать меня за ноги, пока Виктор будет связывать руки. А потом отвезут к Старику. Не знаю, кто будет пилить, может быть, Старик и сам будет пилить. Его одна рука сильнее моих двух…

И от них не спрятаться. Гош умеет находить где угодно.

Разве что бросить все и сбежать. И никогда не возвращаться сюда.

Но… Но ведь в одиночку мне ни одной сильной суки не завалить! Даже эту, последнюю – в конце я был с ней Почти один на один… Почти. Но что было бы, если бы она вцепилась по-настоящему в меня не в подвале, а чуть раньше? На входе?..

Сколько я стоял между колонн, почти утонув в воспоминаниях? Миг? Секунду? Минуту?

Если бы кавказец не отвлекся на Гоша с Виктором, он бы успел подойти ко мне и всадить заряд дроби в упор. Сделал бы из меня решето.

Или, если Старик прав, просто оглушил бы, а потом переломал руки-ноги, но убивать сразу не стал, и сейчас бы я не здесь сидел, а лежал в одной из комнат того дома, привязанный к кровати, как девочка Старика. А та сука не спеша вытаскивала из меня все, что я знаю…

Черт возьми!

Что ни делай выхода нет! Нет выхода! Никакого!

Неужели это конец?!

Я огляделся, пытаясь найти… Кого? Что? Гоша? Его взгляд? Не знаю.

Наверно, да. Последняя надежда. Гош всегда прикрывал меня, даже против Старика…

Но я был один в комнате. И даже стол убран.

* * *

Внизу одной машиной стало меньше. Правда, пропала не синяя «девятка» Шатуна, а красная «итальянка» Виктора, такая же выпендрежная, как он сам, с закрывающимися глазками. Выходит, этот пижон совсем обнаглел. Мало того, что его довезут до дома, так потом еще Шатуну придется сюда возвращаться за своей машиной… А, к черту! К черту его, этого подлизу и подпевалу!

Гош был еще здесь. Я бросился к нему, пока он не успел захлопнуть дверцу.

– Гош! Но у нее ведь остался мальчишка…

Но Гош, не останавливая движения, размашисто захлопнул дверцу перед самым моим носом. Только… Или показалось? Его губы…

Джип заурчал и тронулся прочь, ноги обдало теплой струей выхлопа, а я все стоял, пытаясь понять – показалось или…

Была ли то просто досадливая гримаса, или он что-то шепнул мне?

Я обернулся к дому. В одном из окон неуловимо дрогнуло, краем глаза я зацепил какое-то движение, но что – не рассмотрел. Какая-то створка жалюзи, наверно. Придерживали, чтобы было лучше видно. Вон в том окне, кажется.

Ну да. Там же кабинет Старика…

Движение Гошевых губ вдруг сложилось: не здесь.

Я потер лоб. Поглядел вслед «лендроверу».

Я правильно тебя понял, Гош? Или зря обманываю себя надеждой?

* * *

На выезде с пустыря на дорогу я чуть не проскочил задницу «лендровера», залезшего в кусты.

Затормозил, сдал назад. Сердце било в груди сильнее, чем урчал двигатель «козленка». Подрагивающими пальцами вырубил мотор. Вылез.

В осеннем воздухе, чуть мягко-прелом на вкус, резало табаком. Гош, прислонившись спиной к дверце, ритмично и глубоко затягивался, в несколько глотков приканчивая сигарету.

Гош… Гош курил!

Сладковатый запах, но в горле запершило. Я сглотнул. Неужели…

Я ужасно хотел в это поверить и еще больше боялся ошибиться. На ватных ногах подошел к нему.

Гош встретил меня мрачным взглядом, снова от души затянулся. И тут же, пока сигарета еще не догорела, закурил от нее вторую.

– Ты же бросил, Гош.

В молодости он курил, но потом бросил. Иногда мял сигарету в пальцах, нюхал, но и только.

– Закуришь тут…

– Гош, когда ты во второй раз бегал на дорогу…

Я замолчал. Облизнул губы. На чьей он стороне? На моей или Старика?

Может быть, это Старик ему сказал… Проверить. Понял ли я.

Или не понял.

Но если не сейчас, то когда?.. Господи, только бы не ошибиться. Только бы не ошибиться, господи…

– Гош… Эта «ауди»… У нее же номер на заднице был подсвечен, да? Ты его рассмотрел, да?

Гош шумно выдохнул, выплюнул окурок, швырнул на землю вторую сигарету, только что прикуренную, от души втоптал в землю. Поднял глаза на меня.

– А зачем я туда лазил?

Я открыл рот, но слов не было.

Выходит, наш договор в силе? Он и дальше будет прикрывать меня? Несмотря на все, что только что было?..

Гош поглядел на меня, покачал головой и цокнул. Безнадежно, как с малолетним идиотом. Но ничто в мире не могло быть лучше этого.

– Гош… – только и смог выговорить я.

Гош, Гош, милый Гош! У меня в горле застрял комок, в глазах поплыло.

– Сиди в городе и никуда не высовывайся, – сказал Гош. – Никуда.

Чертова луна…

Саму ее с кровати пока не видно, но по стене справа вытянулась полоса холодного света. Скоро и сама луна покажется из-за рамы. С каждой ночью она висит перед моим окном все дольше и дольше, ярче и ярче. Уже не узенький серпик – увесистая половинка.

И с каждой ночью я просыпался все раньше, лунный свет будил меня. Не помогали даже тренировки, если так можно назвать те выматывающие марафоны с железом, которые я устраивал в тренажерном зале.

Два часа утром: грудь и ноги. Час перед обедом: пресс, спина. И три часа вечером: плечи и велотренажер. Каждый день.

Мужики в качалке косились на меня, ухмылялись, хлопали по плечу: полегче, парень. Так мышечную массу не набирают. Надо давать мышцам отдохнуть день, а лучше два…