Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами - Николас Дж. Карр

Другие критики высказывали сходные, но более общие опасения: по их мнению, коммерческий контроль над распространением цифровой инфор­мации неминуемо приведёт к ограничению потока знаний. Они подозревали, что, несмотря на всю свою альтруистическую риторику, Google преследует иные цели. «Когда компании, подобные Google, смотрят на библиотеки, то воспринимают их не просто как храмы образования, - писал Роберт Дарн- тон, преподаватель Гарварда, отвечавший за библиотечную систему уни­верситета. - Они видят потенциальные активы в виде так называемого контента и думают о том, как на нём заработать». И хотя Дарнтон признал, что Google «громогласно заявила о своей цели», заключавшейся в «обеспе­чении доступа к информации», но предоставление коммерческой компании подобной монополии, «связанной не с железными дорогами или производ­ством стали, а с доступом к информации», может оказаться слишком риско­ванным. «Что будет, если нынешние владельцы компании продадут её или уйдут в отставку? - спрашивал он. £ Что произойдёт, если Google предпочтёт ограничить доступ, руководствуясь соображениями прибыли?» К концу 2009 года первоначальное соглашение было аннулировано, и Google вместе с остальными сторонами спора вновь попыталась получить поддержку своим идеям за счёт чуть менее решительных шагов.

Споры вокруг Google Book Search представляют интерес по нескольким причинам. Для начала, они показывают, что даже во времена цифровой эпохи нам, как и прежде, приходится принимать во внимание дух и букву законов об охране авторских прав, особенно положений, связанных с добросовест­ным пользованием. (Тот факт, что некоторые из издательств, подавших иск против Google, одновременно являются партнёрами компании в проекте Google Book Search, лишь подтверждает неоднозначность возникшей ситуа­ции.) Это также многое говорит о высоких мечтаниях Google и своевольных методах, которые компания иногда использует для их достижения. Ричард Коман, обозреватель, юрист и журналист, изучающий вопросы технологии, полагает, что Google «искренне поверила в свою добродетель, и эта вера формирует у компании собственный набор правил в отношении корпоратив­ной этики, конкуренции, принципов обслуживания клиентов и своего места в обществе».

Важнее всего, что нынешние споры позволяют нам чётко понять, что все книги в мире определённо будут оцифрованы и что, скорее всего, это произойдёт достаточно быстро. Споры относительно Google Book Search не имеют ничего общего с тем, нужно ли сканировать напечатанные книги и формировать из них единую базу данных. Основной спор идёт вокруг кон­троля над этой базой данных и её коммерческого использования. Вне зависи­мости от того, станет ли Google единственным владельцем того, что Дарнтон называет «крупнейшей библиотекой в мире», эта библиотека, несомненно, будет создана. А её цифровые книги, поступающие через Интернет в любую библиотеку мира, в какой-то момент заменят многие из физических книг, хранящихся на полках. Практические преимущества того, что книги можно находить в Сети и осуществлять поиск по их содержимому, столь велики, что против этой идеи сложно подобрать хоть какие-то весомые аргументы. Оциф­ровка старых книг, равно как и древних свитков или других документов, уже открывает широкие пути для исследования прошлого. Некоторые даже гово­рят о «втором Ренессансе» исторических открытий. Дарнтон полагает, что «оцифровка - это необходимость и долг».

Но даже неизбежность превращения процесса перелистывания книг в процесс изучения онлайн не должна мешать нам оценивать побочные эффекты. Для того чтобы книгу можно было обнаружить или найти в Сети, она должна перестать существовать как единое целое. Мы приносим в жертву связность текста, линейность аргументации или повествования на протяжении многих стра­ниц. Мы отказываемся от того, что делали римские ремесленники, сшивая страницы первых кодексов.

Мы также жертвуем и тишиной как «частью смысла» этого кодекса. Страница или отрывок текста в Google Book Search окружены ссылками, инструментами, указателями и рекламой, и читатели, и без того страдающие от фрагментиро­ванного внимания, легко отвлекаются на все эти элементы.

Google, верящая в эффективность как абсолютное благо и старающаяся «максимально быстро впустить и выпустить потребителей», полагает, что подобная «расшивка» книги является благом и отнюдь не злом. Менеджер проекта Google Book Search Адам Мэтс соглашается с тем, что «книги часто живут своей трепещущей жизнью вне онлайн-пространства», но при этом полагает, что они способны «жить ещё более восхитительной жизнью в онлайне» . Что значит для книги жить более восхитительной жиз­нью? Возможность быстрого поиска - лишь начало. По словам Google, ком­пания хочет обрести возможность «нарезать и перемешивать» содержание цифровых книг, «заниматься расстановкой ссылок, агрегацией и обменом, вполне привычными для веб-контента, но «практически невозможными в отношении физических книг». Компания уже представила инструмент для разрезания и склейки контента, который «позволяет легко вырезать отрывки из книг, не защищённых авторским правом, а затем размещать их в блоге или на веб-сайте». Она также запустила сервис под названием Popular Passages, способный выделять краткие выдержки из книг, которые цитируются наи­более часто, а для некоторых книг позволяет сделать «словесное облако», позволяющее читателю, по словам компании, «изучить книгу за то секунд». Было бы глупо жаловаться на такие инструменты. Они, безусловно, полезны. Однако их наличие также показывает, что для Google истинной ценностью книги является не её целостность как литературного труда, а наличие массива информации для обработки. Великую библиотеку, которую так торопится создать Google, не стоит путать с библиотеками, известными нам до настоящего времени. Это не библиотека книг. Это библиотека фрагментов.

Проблема состоит в том, что усилия, прилагаемые Google к тому, чтобы сделать процесс чтения максимально эффективным, подрывают основные принципы эффективности, ставшие нам доступными благодаря книгам. Освободив нас от борьбы с декодированием текста, письменность (на папи­русе или бумаге) позволила нам стать глубокими читателями, концентриро­вать внимание, а наш мозг научиться интерпретировать смысл читаемого. Что касается текста на экране, то мы, как и прежде, способны быстро деко­дировать текст (сегодня мы умеем читать быстрее, чем когда-либо), однако не способны давать глубокую и личную оценку тексту или улавливать все его нюансы. Вместо этого мы стремимся к следующему кусочку информации, затем к другому и так далее. Вместо поиска истинного смысла мы начи­наем заниматься поисками «релевантного контента».

В городе Конкорде, штат Массачусетс, стояло тёплое летнее утро. На дворе был 1844 год. Начинающий писатель по имени Натаниэль Готорн сидел на небольшой поляне в лесу, в тихом месте, известном в городке под названием Сонная Лощина. Погрузившись в свои мысли, он впитывал в себя происходившее вокруг. Он находился в состоянии, которое Эмерсон, лидер движения трансценденталистов Конкорда, восемью годами раньше называл «состоянием прозрачных глаз». Позднее он записал в своём дневнике, что видел, как «солнце пробивается сквозь тени, а тени скрывали солнечные лучи, а приятные размышления сочетали в себе и задумчивость, и веселье». Он чувствовал дуновение ветра «как нежнейший вздох, наполненный духов­ной силой. Казалось, он со всей своей мягкой и эфирной прохладой проходит сквозь все препятствия и хранит в себе извечный дух, дрожащий и колеблю­щийся в состоянии вечного восторга». Готорн почувствовал в ветерке при­вкус «аромата белой сосны». Он слышал «бой часов в деревне» и «косарей, где-то далеко точащих свои косы», но и эти «звуки труда, слышные издалека, лишь подчёркивали тишину и спокойствие, окружавшие человека, погружён­ного в спокойствие своих размышлений».