Без воды - Теа Обрехт

* * *

Когда Нора снова вышла на улицу, тот незнакомец, что так и не сумел помочь ей с насосом, по-прежнему красовался на крыльце магазина Хуана Карлоса. Он, похоже, не способен был ни почувствовать степень ее отчаяния, ни хотя бы догадаться, что с ней что-то не так, хотя она застыла в довольно-таки нелепой позе – руки наполовину подняты то ли в жесте приветствия, то ли с просьбой объяснить ей что-то непонятное, но что именно, она и сама не знает. Наконец после долгого молчания она все-таки спросила у него, хотя это и было глупо:

– Что здесь случилось?

– Где?

– В типографии. Там повсюду осколки стекла, окно разбито.

– Правда? – Его, похоже, это сообщение ничуть не встревожило.

– Вы что-нибудь видели?

– Нет, мэм.

– А как давно вы тут стоите?

– Ну… какое-то время.

– Значит, вы «какое-то время» уже стоите здесь, но не видели, чтобы кто-то что-то швырнул в это окно?

Это она вполне сознательно сказала заискивающим тоном, пытаясь к нему «подлизаться» и ненавидя себя за эту проклятую привычку. Однако ей ни на йоту не удалось поколебать его равнодушие. Он лишь плечами пожал:

– Да не видел я тут никого.

– Но это же просто удивительно!

– Похоже, мэм, вы всю картинку и так уже себе представили. Что ж, отлично у вас получается, мэм.

И Нора вдруг подумала: а ведь он нарочно это сказал! Он вовсе не так уж туп и слеп – он просто над ней насмехается.

– Ну что ж, тогда я, пожалуй, лучше побеседую с моим добрым другом, здешним шерифом, – сказала она.

– Доброго вам дня, мэм.

И, пока Нора ехала по улице, она все время чувствовала, что он неотрывно смотрит ей вслед.

Дверь тюрьмы была, разумеется, заперта. Нора подтащила к окну полицейского участка кресло-качалку, стоявшее на веранде, забралась на сиденье и заглянула внутрь сквозь щель в досках, которыми было заколочено окно, – Харлан с самого начала обезопасил себя подобным образом, словно предполагая, что участок в любой момент может подвергнуться нападению племени апачей. Норе с огромным трудом удалось что-то разглядеть во мраке помещения, да и то благодаря нескольким лучикам солнечного света, просочившимся между досками. Например, валявшийся на полу ремень и два сапога разной величины, а рядом с ними бачок с водой. Потом она разглядела и шляпу и даже сумела определить, что шляпа принадлежит Армандо Кортесу. Да и сам он оказался там – значит, в очередной раз угодил в участок по пьяному делу. Армандо без носков и без сапог, дочерна загорелый, лежал на боку и крепко спал, хрипло дыша. Время от времени он что-то невнятно бормотал и так дергался, что тюремная койка под ним жалобно вскрикивала.

Норе пришлось несколько раз его окликнуть, прежде чем он ее услышал и сел, пытаясь проснуться. Иногда он все-таки был удивительно похож на себя прежнего – тот, прежний, Армандо Кортес мог запросто по вечернему холодку отшагать пешком три мили до их дома и всегда являлся хорошо одетым и с каким-нибудь подарком – скажем, в одной руке каравай хлеба, а в другой какая-нибудь причудливая вещица, которую он подобрал для мальчишек: птичье яйцо, окаменелая сосновая шишка, чей-то необычный зуб. Похоже, в последнее время Нора виделась с этим старым натуралистом исключительно в полицейском участке. Во всяком случае, домой к ним Армандо приходил еще до того, как Аньес, прихватив дочерей, укатила аж в Санта-Фе, а его бросила в пустом доме с пересохшим колодцем, и с тех пор его счет в баре гостиницы «Битер Рут» все рос да рос. Харлан, правда, время от времени уверял Нору, что Profesor очухался, недели две не пьет и, пожалуй, производит впечатление человека, исправившегося навсегда. Харлану очень хотелось надеяться, что так оно и есть и, может быть, этим вечером он не застанет Армандо за барной стойкой в состоянии крайнего возбуждения, по-прежнему продолжающего увеличивать свои долги. «Погода, будь они прокляты! – восклицал Profesor. – Неужели никто в этом городе никогда не читал ни одного старого календаря, ни одной книжки по истории? Нет, они все валят на погоду! Чем они все в таком случае вообще здесь занимаются? Камни и пыль возделывают? Неужели им не ясно, что единственный надежный урожай для них – смерть? Обычно, когда Армандо добирался до этого места в своих рассуждениях, Харлан подходил к нему и в очередной раз отводил его в участок, считая, что приговор себе он вынесет позже сам, в домашней обстановке, где это гораздо легче сделать, чем в тюремной камере. Впрочем, в полицейском участке Армандо, по крайней мере, получал возможность всласть поплакаться, рассказывая Харлану о тех ужасах, что постоянно туманили его душу и мысли: об испорченности человечества, о скорой и неизбежной гибели его дочерей. Слава богу, говорил он шерифу, что у тебя нет детей. Повезло. Иначе ты бы всю жизнь только и делал, что представлял себе, как они умрут. Кстати, и Нора не раз говорила Харлану о том же. И действительно, в тех редких случаях, когда вечерами ей становилось как-то совсем уж невмоготу, Армандо Кортес тут же возникал с нею рядом, и она чувствовала, что он всегда с ней заодно и в мыслях, и в скорбях. Возможно, это происходило благодаря Ивлин. Однако Нора считала, что ей повезло, когда она научилась большую часть времени не вспоминать Армандо и не думать о нем.

Он наконец отыскал своим здоровым глазом ту щель, в которую она смотрела, и радостно воскликнул:

– Нора! Снова вернулась. И, как всегда, в щелку заглядываешь.

– Где шериф, Profesor?

Армандо поскреб давно не бритую щетину.

– А разве его здесь нет? – Норе было видно, что теперь он сидит в полосе солнечного света, свесив с койки худые ноги, и над головой у него пляшут пылинки. – Или, может, это вчера он здесь был?

– Ты мальчишек моих, случайно, не видел? Они сегодня в участок не заходили?

Он страшно долго думал, явно не зная, что ей ответить.

– Нет, мэм. Нет. Сюда они не заходили.

Возможно, расспрашивать о чем-либо Армандо, когда он в таком состоянии, это просто бессмысленная жестокость, причем по отношению к ним обоим. Впрочем, отвечал он вполне уверенно, почти как если бы был совершенно трезв. И в этом Нора видела хоть какую-то надежду. Однако Армандо вполне мог и ошибаться, а может, и просто не понял, о каких мальчишках идет речь.

– Роб и Долан Ларк, – решила на всякий случай пояснить Нора. – Мои сыновья. Они сюда не заходили?

– Нора, я твоих сыновей знаю прекрасно. Я еще не дошел до того, чтобы и это забыть.

Сдвинувшись на край койки, Армандо наклонился над ведром, заботливо подставленным Харланом, и принялся плескать себе в лицо водой. Кровь бросилась Норе в лицо. Невозможно было смотреть, как вода выплескивается на пол и на ноги Армандо. Вон там сколько воды – и до нее всего две жалких запертых двери! Лучше бы она тоже была городским пьяницей, тогда ее, возможно, тоже заперли бы в участке и оставили ей полное ведро воды, и она бы понемногу зачерпывала бы воду сложенными ладонями – черт бы побрал этого Армандо! – полоскала бы рот и выплевывала воду на пол.