Фатальное колесо - Виктор Сиголаев

– …Галь-я Мар-тьи-нэн-ко… вери бьютефул экти-вист… Стэпа-ан Гришь-коу… бэйлиф…

– Стоп-стоп-стоп! Кого ты назвал? Гришко? Бэйлиф?

– Йеа! Это мой… как это… бодига-ард… охраня-йет… над-смат-ри-ва-йет… КГБ-officer. Чудь-есный чело-вьек. Делать добрый работа…

Нормально?

Гришко шифруется что есть мочи, землю роет голубыми тапками, а его давно срисовали и просто считают телохранителем. Как неизбежное зло. Да что там! Неизбежное добро. Он, оказывается, «чудь-есный чело-вьек»! И «делать добрый работа». Прикол! Хотя, собственно, чему тут удивляться? Ну не выглядит Гришко высоким профессионалом, как ни крути.

– И он тоже хороший? Гришко?

– Конечно! Смешной только… чуть-чуть. Очень старается. Но ведь это хорошо? Маслом кашу… не испачкать?

– Почти… А Михалыч? – не выдержав, прерываю я перечень высоких номенклатурных работников. – Он какой человек?

– Мик-калыч? О! Очень добрый СЕРВЕНС. Только… чуть-чуть… фамилиэари… грубость… Соленый шутка… Но это… Забавно… Русский ментэлити…

Ах вон оно что!

Ах ты, тварь капиталистическая!

СЕРВЕНС? Это Михалыч – «сервенс»?

Прислуга, стало быть. Лакей! Вот он кто для тебя? То-то ты мне втираешь про местных друзей-начальничков! Видимо, про тех, с кем твой папочка общался, пробивая разрешение на пребывание в городе. И кого считаешь ровней своей великой заднице. А крабов твоих варить – так сразу сервенс Михалыч?

Рейтинг этого папиного сынка в моих глазах сразу скатился до плинтусовых отметок. Вот гаденыш!

Ну, погоди!

– Слушай, Ричард! А как твои крабы получились? Вкусные?

– Фантэстик! Оч-чьень вкусно.

– А сколько съел? Ну, сколько штук? How many?

– Съел? Perhaps[23]… Пьять или шьесть, не помню…

– Это хорошо! Это очень… полезно… для желудка. Ты пей, пей коктейль-то. Молочный. Нравится? Я сейчас тебе еще принесу… парочку!

Похоже, Ричард ничего не знал о смерти Михалыча.

По крайней мере, не дал повода за что-либо зацепиться. Вел себя естественно, если не учитывать неконтролируемых проявлений собственной исключительности и озабоченности, связанной с «бременем белого человека». Но как раз это было нормально. Нам ли, жителям России нулевых, этого не знать?

Мы с Ириной мрачно сидели в моей палате и уныло гоняли ночной чай.

Как и предполагал Пятый, медики только руками развели по итогам вскрытия тела старого ветерана. Выяснилось, что его сердце остановилось в результате обширного инфаркта. Обычное дело в таком возрасте. На внешнее воздействие не было никаких намеков. Разве что был очень сильно напуган. Или же все-таки отравлен. Только отравляющие вещества, дающие такую реакцию, очень редки с точки зрения прикладного использования. Разумеется, они применяются спецслужбами разных стран, но очень редко, так как чудовищно дороги. К слову, такие препараты моментально разлагаются на простейшие составляющие и не подлежат обнаружению даже при углубленной экспертизе. Получается, что если Михалыча отравили, то для кого-то это было очень важно – до такой степени, что не пожалели суперспецсредств.

Это все нам поведал только что ушедший Сергей Владимирович.

Я угрюмо размешивал в стакане давно уже растворившийся сахар.

Не шутилось, не говорилось, да и не чаевничалось толком. От событий прошедшего дня на душе оставался тяжелый, гнетущий осадок. А также недовольство собой и полный сумбур в голове. Что-то очевидное плавало на поверхности, но всякий раз проскакивало сквозь пальцы при попытке ухватить суть.

А еще было стойкое ощущение, что в какой-то момент я свернул в своих изысканиях немного в сторону. Не то чтобы совсем не туда, но как бы параллельно с основной трассой. По проселкам, буеракам и загадочным колдобинам. А совсем рядом, за редколесьем, будто бы мелькает что-то важное, простое и логичное.

Правильно говорят: за деревьями леса не видно.

– Слушай, Ирин. Тебе не кажется, что мы время теряем впустую с этим Ричардом? Его полгода под микроскопом разглядывала вся контора. Американец нашего небесного капитана вообще чуть ли не в штатные ангелы-хранители записал. Души в нем не чает.

– Отработаем. Не скули, Старичок.

На завтра я договорился с Ричардом совместно поохотиться за крабами. Вернее, я предложил ему показать уникально-заповедное место, а он с радостью согласился.

В мои незамысловатые намерения входила проверка реакции американца на демонстрацию ему загадочной площадки на диком пляже в Карантинной бухте. На тех самых пресловутых Скалках, где мы… в будущем будем ползать с Вовкой Микояном. Там, где, по-моему, и были сделаны снимки на испорченную пленку. Что бы ни говорил Сан-Саныч.

Ну не переубедил он меня.

И что-то мне подсказывало – именно в этой точке я начал плутать. С его подачи, между прочим. Где-то был ошибочный поворот на второстепенную кривую дорожку, а значит, нужно было шагнуть назад. Так и родилась у меня спонтанная идея – продолжая отрабатывать версию Ричарда, совместить это с изучением скальных загадок. Идея, прямо скажем, неординарная, если не сказать корявая. За нее я получил недоверчивое хмыканье Козета и кривые взгляды от Ирины. Ее «не скули» из той же обоймы. Тем более что моему симпатичному инструктору отводилась своя особая роль. А нравится ей или нет, я как-то не удосужился поинтересоваться.

Вот и дуется.

Я подошел к окну и стал рассматривать редкие огоньки Исторического бульвара через присвоенный монокль. Хорошая оптика, качественная. И ведь стопудово отечественного производства. Хотя бы судя по отсутствию удобных наворотов. Все строго, сурово и лаконично.

– Дай посмотреть. – Ирина протянула руку. – Давай-давай. Ух ты. Водонепроницаемый! У Гришко стащил? На яхте?

– Не стащил, а… выплатил себе компенсацию. Натурой. За то… – я на секунду задумался, – что он постоянно раздражает меня своими синими тапками.

– Ой. Вот не выдумывай, балабол! – Ирина вертела в руках черную трубочку оптической игрушки. – Фонарик видел здесь?

– Мм… конечно.

– Старик!

– Ну не видел. Покажи!

– Вот поворотное колечко, смотри.

– Ладно-ладно. Не свети по глазам. Слепишь! Батарейка?

– Не-а. Аккумулятор. Весь корпус – это аккумулятор. Без особого блока не зарядить. А сядет быстро. И уменьшится твоя компенсация вдвое.

– Выключи, Ирина! Кончай! Дай сюда вообще. Не твое.

Я забрал монокль и сунул его в карман. Полезная вещь.

Вот, наверное, что еще надо сделать…