Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник) - Патриция Вентворт

– Не думаю, что от этого будет какой-то прок.

Его слова напугали Джулию, потому что она строила на этом планы, потому что она и Энтони заставили Мэнни пойти и признаться. Если от этого не будет никакого проку, зачем они это делали? Джулия растерялась, у нее даже закружилась голова. Звучавшие слова были лишены всякого смысла.

Когда она взяла себя в руки, Энтони раздраженно говорил:

– Ему нужно открыть глаза. Это завещание становится серьезной угрозой. Когда он выйдет, я поговорю с ним. Тебе следует поддержать меня. До сих пор все мы вздыхали «бедный старый Джимми» и ходили на цыпочках вокруг него. Это нужно прекратить. Джимми находится в чертовски опасном положении. Чем скорее он это поймет и начнет защищаться, тем лучше.

– Что он может сделать?

– Он может не говорить, стоит только открыть рот, что Лоис не совершала самоубийства.

Джулия повернулась и взглянула на Энтони.

– Имеет значение то, что он говорит?

– Еще бы! Мы все вели себя глупо. Нужно было всячески поддерживать версию о самоубийстве. Раз полицейские отпустили Мэнни, значит, они не воспринимают ее признание всерьез. Почему? Мне кажется, тут две причины. Первая – она никак не могла бы заставить Лоис взять отравленную чашку и не пошла бы на риск, что ее возьмет Джимми. Вторая – они считают Джимми отравителем. Нужно объяснить ему, в каком положении он находится. Он должен открыть глаза и не обвинять себя в смерти Лоис. Сейчас он так замечательно изображает всем своим видом виновность и раскаяние, что не будь это Джимми, я мог бы сам в это поверить. Послушай, Джулия, может, морфий был не в кофе? Ела Лоис за обедом что-нибудь – хоть что-то, – чего не ели остальные?

Джулия покачала головой:

– Полиция исследовала все, что мы ели и пили. Морфий мог находиться только в кофе – это единственное, чего не пили все мы.

Они дошли до газона. Джимми Леттер шел навстречу им по траве. Он выглядел больным и совершенно отчаявшимся. Подойдя к ним, сказал, запинаясь:

– Не знаю, зачем они хотели видеть меня. Все это бессмысленно.

Энтони выпустил руку Джулии. Отступив назад, он, казалось, грозно возвысился над ней и Джимми – рослый, суровый, с хмуро сведенными бровями.

– О чем тебя спрашивали?

– О том, что Минни дала мне таблетки аспирина.

– Когда это было?

– Во вторник вечером. Я не спал – казалось, сойду с ума, если не посплю. Но Минни не дала мне морфия – сказала, что он опасен. Мне было все равно, опасен или нет, – я только хотел заснуть. Но Минни отобрала морфий и дала вместо него аспирин. Я от него не заснул.

У Джулии было такое ощущение, будто она стоит в ледяной воде. Энтони спросил другим, резким голосом:

– У Минни был морфий в аптечке? Вы говорили о нем, брали его в руки? Полиция об этом знает?

Джимми поднял на него грустный рассеянный взгляд.

– Глэдис Марш подслушивала у двери. И все рассказала полицейским.

Энтони твердо положил руку ему на плечо.

– Тогда тебе нужно открыть глаза и защищаться – если не хочешь оказаться на виселице.

Холод поднялся до самого сердца Джулии. Она увидела, как задергалось лицо Джимми. Оно сильно покраснело, и это казалось страшнее бледности. Он произнес что-то неразборчивое.

Энтони резко продолжал:

– Господи, Джимми, неужели не понимаешь своего положения? Тут все одно к одному. У тебя происходит серьезная ссора с женой, и через два дня она умирает от отравления морфием. Либо она покончила с собой, либо ее отравил кто-то из троих – ты, Элли или Минни. Никто другой не мог сделать этого без риска, что отравишься ты. Ты все твердишь, что это не может быть самоубийством, и хочешь, чтобы мы это повторяли. По завещанию Лоис ты получаешь большие деньги. И теперь говоришь мне, что у полицейских есть свидетельница тому, что ты и Минни во вторник вечером брали в руки пузырек с морфием. Очнись, приятель!

Джимми Леттер, казалось, овладел собой. Очень спокойно спросил:

– Что я могу сделать?

Энтони убрал руку с его плеча.

– Это уже лучше! Так и держись! Для начала перестань говорить, что это не могло быть самоубийством.

– Ты сам сказал, что это не самоубийство, что Лоис не могла бы этого сделать. Я готов дать на отсечение правую руку, лишь бы убедиться в этом.

– Я сглупил, – признал Энтони. – Все мы сглупили. Пора нам отказаться от этой мысли, особенно тебе. Вместо этого лучше подумай – как следует подумай, – кто расставил чашки с кофе вечером в среду. Джулия внесла поднос с двумя чашками и поставила его на стол. Минни говорит, они стояли на подносе, когда она вошла. Говорит, что Лоис сыпала в чашку сахар. Они обе вышли на террасу. Вошла Элли. Она говорит, что не обратила внимания на чашки. Ты вошел и застал ее там. Потом она вышла позвать Лоис и Минни. Так вот, Джимми, думай – напрягай память. Стояли все еще обе чашки на подносе?

Джимми потер пальцем нос.

– Не знаю… не помню. Думаю, не обратил на них внимания – мне было не до кофейных чашек.

– Но ведь ты должен был начать о них думать – по крайней мере, о своей, потому что ты взял ее и выпил кофе. Так ведь?

– Да, выпил. Чашка была на столе перед моим креслом.

– Это ты помнишь. Хорошо, как она оказалась там? И когда?

Джимми покачал головой:

– Не знаю. Чашка стояла там, и я выпил кофе.

– Была она там до того, как остальные вернулись с террасы?

– Не знаю. Я не подходил к креслу, пока все они не вошли.

– Чем ты занимался?

– Перебирал бумаги у письменного стола.

– Спиной к комнате?

– Да, наверное.

Энтони раздраженно спросил:

– Неужели ничего не помнишь?

– Помню, что кофе стоял на столе перед моим креслом, и я его выпил. Больше ничего.

– То есть чашка была там, когда ты наконец подошел к своему креслу и сел?

– Наверно.

Энтони взял себя в руки.

– Не помнишь?

– Не помню ничего, кроме того, что выпил кофе. Приставать ко мне бессмысленно. Я не думал о том, что происходит вокруг, – ни на что не обращал внимания. Пытался думать о том, что мне делать…

– Делать?

Джимми кивнул:

– С Лоис. Мы не могли оставаться вместе… Мне нужно было думать… решать…

Энтони схватил его за руку.

– Ради бога, не говори этого полицейским!

– Ну так ты спросил меня. Вот о чем я думал. И не замечал ничего, пока не взял чашку, так что бессмысленно спрашивать меня, как она там оказалась. – Он умолк, провел рукой по волосам и сказал с какой-то неуместной рассеянностью: – Завтра во второй половине дня в гостинице «Бык» состоится коронерское дознание.