Дневник доктора Финлея - Арчибальд Кронин

Мать Боба не ответила, но несколько раз посмотрела на Финлея, потом крепче сжала его руку и тихо, но решительно сказала:

– Еще никогда мне не доводилось слышать о таком низком и отвратительном мошенничестве. Вот, мой дорогой Финлей, ты поставил диагноз моему сыну и добровольно отдал свою кровь, чтобы спасти его, чтобы он снова шагал по вересковым пустошам, вместо того чтобы ползать, как призрак отца Гамлета, а этот надутый старый Камерон, которому не нужно выкачивать кровь из своей бычьей задницы, заставляет весь город кланяться и облизывать его.

– Полегче, Грейси. Следи за своим языком.

– Если бы ты жил с таким человеком, как мой муж, то набрался бы и не таких словечек. Эх, Финлей, почему ты не стал моим после того последнего танца на встрече выпускников? Я по тебе просто с ума сходила и знала, что нравлюсь тебе.

– Ах, Грейси, любовь моя, – вздохнул Финлей, – это уже старая история. Я был так молод – никакого врачебного опыта, жалкий ассистент. Я тогда говорил с Джанет, и она сказала, что в доме нет места для жены. У меня не хватило смелости сказать тебе, что я люблю тебя.

– И ты оставил меня Уиллу Макфарлейну, достойному человеку, по мнению его соседей, но грубому и равнодушному к женским чувствам. Я была в шоке, и он мне стал отвратителен еще до окончания медового месяца. О, Финлей, как я скучала по тебе и мечтала вернуть назад то время. В ту ночь, когда мы были вместе, когда ты обнимал меня, я чувствовала, что ты меня любишь.

– Вот что я тебе скажу, Грейс, дорогая, с той чудесной ночи я ни разу не смотрел на женщин и не прикасался к ним.

– Это только доказывает, что ты любил меня, дорогой Финлей. Разве я не могу теперь видеть тебя почаще?

– Приезжай навещать своего большого сына.

– Мой большой сын! Теперь он такой же твой, как и мой. Ладно, дорогой, мой поезд отправляется через час. Ты не проводишь меня до станции?

– Обязательно, Грейси. Побудь здесь несколько минут, в кабинете меня ждет пациент.

Финлей ушел, а Грейс осталась стоять в комнате перед кабинетом, угрюмо поглядывая в окно.

Внезапно чей-то голос заставил ее резко обернуться.

– Стало быть, сегодня вечером ты отправляешься домой, к своему дорогому муженьку. А я думала заглянуть к тебе и пожелать доброго пути.

Грейс узнала этот голос. Ее лицо окаменело.

– От тебя, шпионка, замочная скважина, мне не нужно никаких добрых пожеланий. Это все ты нагадила, старая двуличная стерва, не дала Финлею жениться на мне. Как, дескать, на это посмотрит твой господин и хозяин, которому ты будешь пятки лизать до последней капли своей тухлой крови. Ты боялась, что я буду готовить лучше тебя, бегать вверх и вниз по лестнице быстрее, чем ты на своих старых тощих обрубках. Значит, это ты спугнула моего любимого. Все ради божества этого дома. Ну так послушай, что я тебе скажу. Это не он, с его бутылкой дерьма, вылечил моего сына. Это Финлей поставил правильный диагноз, отвез моего бедного бескровного мальчика в больницу и перелил ему свою кровь. Перемена наступила тут же. И теперь, когда Боб полностью выздоровел, благодаря крови Финлея, и проходит по вересковым пустошам много миль, кто тут у нас в почете? Твой господин и повелитель, чье лекарство выбросили на хрен, а он теперь расхаживает по городу, как всемогущий бог. И кто хранит эту тайну? Тот самый Финлей, которого ты забрала у меня. Он предупредил моего сына и меня, чтобы мы молчали как рыбы, а то ведь твой старый герой станет посмешищем всего Таннохбрэ!

При этих словах у Джанет резко изменилось лицо. С него просто смыло чопорное, самодовольное выражение. Безмолвная и ошеломленная, она смотрела на Грейс. И по этому немому взгляду Грейс поняла, что она поквиталась с эгоистичной старухой, которая навсегда уничтожила ее единственный шанс на счастье.

В прихожей послышались чьи-то шаги, однако слишком медленные для Финлея. Спустя несколько мгновений в комнату быстро вошел Финлей. Не обращая внимания на Джанет, он сказал:

– Прости, Грейси, что заставил тебя слишком долго ждать. У меня там вместо одного оказалось два пациента.

Взяв за руку, он вывел ее из комнаты.

– Твой внеочередной пациент дал мне возможность сказать Джанет несколько слов, которые накопились у меня в душе за много лет. Думаю, они пойдут ей на пользу.

Ужин в тот вечер прошел в молчании. Доктор Камерон казался озабоченным, Финлей все еще размышлял о визите Грейс, а Джанет, поджав губы, не проронила ни слова. Когда с едой было покончено и они пили кофе, доктор Камерон глубоко вдохнул и повернулся к Финлею:

– Мой дорогой, уважаемый коллега, я попросил Джанет приносить тебе по утрам чай в спальню, как она это делает для меня.

– О, в самом деле, сэр, это очень любезно с вашей стороны. А то столько суеты ради первого глотка вкусного чая – вставать, умываться, бриться, одеваться и спускаться вниз. Надеюсь, Джанет не будет возражать?

– Джанет сделает то, что ей скажут, – коротко ответил Камерон, затем, помолчав, казалось, собрался с духом и громко произнес: – Сегодня вечером, войдя в прихожую, я случайно услышал то, что не должен был слышать и чего, безусловно, не хотел бы услышать. От Грейс, которая обращалась к Джанет, причем очень сердито. Я слышал все, то есть обо всем, что ты сделал, чтобы полностью вылечить сына Грейс. Я слышал также весьма справедливую критику моего абсурдного предположения, что это я вылечил мальчика, тогда как именно ты своим правильным диагнозом и великолепным самоотверженным переливанием крови немедленно восстановил его здоровье. – Он помолчал. – Я слышал также о твоем достойном всяких похвал уговоре молчать, избавившем меня от мучительнейшего унижения перед всем городом. Дорогой Финлей, я всегда уважал и любил тебя, как сына, и теперь с благодарностью и восхищением буду относиться к тебе как к своему партнеру. Близок тот день, мой дорогой, когда я положу руку тебе на плечо и объявлю: «Финлей! Ты больше не мой ассистент. Сегодня перед лицом небес я объявляю тебя своим партнером».

Внезапно из дверного проема донесся дикий взрыв смеха. Джанет, которая все это услышала, прокричала:

– Да никогда такого дня не будет, Финлей! Можешь мне поверить. Пока ты будешь выполнять все самое трудное и тяжелое, он будет держать тебя в рабах. Вот точно как меня. Много лет назад, когда я была молода и красива, он все намекал, что лучшее у меня впереди. И что? Я по-прежнему раба и служанка, только и занята тем, чтобы ему было удобно и сытно.

Когда кухонная дверь с оглушительным стуком захлопнулась за ней, доктор Камерон выпрямился во весь рост и, благожелательно глядя на Финлея, высказал краткий моральный постулат:

– Всякому терпению приходит конец!

В Таннохбрэ и за его пределами была хорошо известна любовь доктора Финлея к физическим упражнениям на свежем воздухе. Егерь «Каледонии» всегда приглашал его на пару дней пострелять в конце сезона охоты. Действительно, порой Финлей уходил далеко за пределы частной территории отеля и возвращался со связкой куропаток или с лососем, когда рыба заходила в верховья реки. Даже в разгар лета, если не было ни рыбалки, ни охоты, а часы врачебной практики сокращались, Финлей, в ботинках на толстой подошве, в вельветовых брюках и серой шерстяной фуфайке да с яблоком в кармане, отправлялся на весь день в синие дали – бродить по вересковым пустошам.