Заложницы вождя - Анатолий Баюканский

Зато лицо Эльзы, как бы назло всем, заметно порозовело, налилось живой силой. Девчонка Эренрайх словно бы бросала вызов всему бараку, и с этим ничего нельзя было поделать. Бить Эльзу даже самые решительные женщины опасались: в карцер посадят, да и колдунья Гретхен может наслать беду на их и без того горемычные головы. Все хорошо помнили трагический случай. То ли совпадение случилось, то ли и впрямь сумасшедшая мать Эльзы обладала сатанинской силой, наслав порчу на врагов дочери, только на следующее утро после расправы над Эльзой самую заядлую драчунью Ильген неожиданно втянуло в форму пресса за волосы, которые она не успела убрать под косынку, расплющило, как лепешку…

А весеннее солнце, словно забыв, что оно гостит в Сибири, разогревало вовсю. Эльза подставила ладонь под звонкую капель, и сердце сладко екнуло в груди. Обычно на этом месте, вблизи стрелочного перевода, Борис поджидал девушку, и они шли вместе в столовую, на обед. Но почему-то сегодня в назначенное время он не пришел; возле будки стрелочницы, провожая глазами редких прохожих, огорченно подумала о том, что, не дай бог, с парнем что-то приключилось. Боялась себе признаться, что с каждым днем седой юноша нравится ей все больше и больше. Высокий, стройный, с печальными библейскими глазами, он, несомненно, любил ее. Его неумелые ухаживания и слова, идущие от чистого сердца, трогали девушку. Женщины в бараке постоянно бурчали ей вслед, мол, гадкий утенок, стриженый волчонок и вообще паршивка. «Нет, ошибаетесь, — говорила сама себе Эльза, — не такая уж я паршивка, если такой умный ленинградский парень сходит от меня с ума». Вчера, прощаясь, Борис осторожно обнял ее за плечи, потянулся к губам, но словно кто-то невидимый встал между ними, и оба отпрянули друг от друга.

— Милый мой мальчик, — нежно произнесла Эльза, и тихая радость заполнила все существо, — почему ты сегодня задержался? Я уже устала ждать, да и времени нет. Она оглянулась и вздрогнула. В ее сторону шли двое вохровцев. Охранники имели право потребовать документы у любого на территории комбината, время-то военное. А у нее нет даже заводского пропуска. Чтобы избежать возможных неприятностей, Эльза медленно пошла к столовой. Услышав знакомый милицейский свисток, не остановилась, наоборот, прибавила шаг. Топот ног, крепкая матерная ругань оправдали самые мрачные предположения. Не помня себя от страха, Эльза побежала, не разбирая дороги. Вохровцы схватили девушку у самого входа в столовую, заломили назад руки. Не слушая сбивчивых объяснений, даже не потребовав документов, повели в «дежурку». Очень скоро руки Эльза занемели, она попыталась высвободить их, но дюжие охранники сжали девушку с двух сторон так, что стало трудно дышать. Некстати вспомнились рассказы женщин в бараке, которые «перемывали косточки» этим холуям-вохровцам. Истории были одна другой страшней. Боясь попасть на фронт, охранники буквально зверствовали в тыловом городе, всячески угождали начальству, не признавали никаких законов, были глухи к мольбам пожилых работяг и женщин, обирали малограмотных узбеков, за деньги, за ценные вещи они отпускали жулье, зато выкидывали зимой на мороз тех, кому нечем было откупиться.

Неожиданно Эльзу качнуло, охранники почему-то замедлили шаг. Она подняла голову. Навстречу им бежал Борис, раскинув руки, словно загораживал дорогу вохровцам:

— Стойте! Стойте! — Борис задохнулся от быстрого бега. — Куда вы девушку ведете?

— А ну, ослобони дорогу, щенок! — Рявкнул пожилой усач с багровым пропитым лицом. — Ишь, какой дознаватель выискался! — Сдвинул на затылок шапку-ушанку с облезлой звездочкой. — Не видишь, дезертиршу пымали.

— Погодите, погодите, давайте разберемся, — Борис заволновался, не понимая, какой опасности подвергает себя, выгораживая ссыльную, препятствуя вохровцам, — я могу за нее поручиться! Нет, вы ответьте, на каком основании хватаете встречных и поперечных. Она в прессовом работает, на выходном контроле. — Борис машинально уцепился за портупею усача. Охранник охнул, резко ударил Бориса в грудь.

— Тебе что, житуха надоела, сопля голландская! — заревел усач, перекинул винтовку на руку. — Прибью, как вошь, раздавлю, потому как подвергаюсь нападению при исполнении.

— И впрямь, давай-ка стрельнем его, Платоныч! — мрачно присоветовал напарник усача, — дюжий мужик в красноармейской шинели.

— Можа, он бандюга какой.

— Стрельни, попробуй только! — запальчиво вскрикнул Борис, откуда только в нем прорезалась прыть и сила, ловко подхватил с земли кривую железяку, поднял над головой. — Отпустите девчонку! Я за себя не ручаюсь.

Эльза стояла ни жива, ни мертва, потеряла дар речи. Ее поразило лицо Бориса — решительное, искаженное яростью и болью. Запоздало поняла: сейчас произойдет нечто ужасное. Тот, кого назвали Платонычем, кляцнул затвором винтовки.

— Борис! Милый! — Рванулась вперед Эльза, выскользнув из рук второго охранника. — Ради всего святого, успокойся! Умоляю тебя! Уходи! Ради меня! — Эльза тряслась, как в лихорадке. — Все разъяснится, я ни в чем не виновата, и тогда я приду… Ты мне дороже всех на свете! Уходи! Ну, пожалуйста!

— Я без тебя не уйду! — заупрямился Борис. Ему стало нечем дышать, будто из окружающей атмосферы разом выкачали воздух. — Эльза, ты только ничего не бойся!

— Эльза! Немка! — враз ахнули оба охранника. — Как мы сразу-то не догадались. Видать, из ссыльных, без документов ходит по территории. А этот… — Платоныч кивнул в сторону Бориса. — Выходит, этот — фашистский выблядок, сообщник ихний. Давай и яво прихватим. — Не успел Платоныч приблизиться к Борису, как на дощатую насыпь вспрыгнул дюжий парень в лихо надвинутой на затылок кожаной кепочке.

— Тормозни-ка, отец святой! — Парень протянул руку, останавливая Платоныча. — Оставь-ка его!

— А это что за обезьяна? — рявкнул напарник Платоныча, тоже скидывая с плеча винтовку.

— Урка, рази не видишь! — смущенно ответил заробевший старший вохровец. Он был в замешательстве.

— Оставь, Платоныч, седого! Девку взяли и канайте своей дорогой, седой мне нужен. «Топорик», сами знаете, шутковать не любит.

— Ладно, Урка, — опустил рыжие веки Платоныч, — в следующий раз я с тобой, «Топорик», сполна разочтусь. — Старший вохровец, держа винтовку наизготовку, направив острый штык в сторону уголовника, кивнул напарнику и вновь прихватил Эльзу, они, опасливо косясь, пошли прочь. Эльза перестала упираться, лишь обернувшись, крикнула:

— Я очень скоро вернусь! И запомни, Борис: «Их либе! Их либе!»

Когда вохровцы скрывались за поворотом, Борис, уже окончательно придя в себя, протянул уголовнику руку:

— Выручил ты меня, «Топорик», спасибо!

— Как и ты меня! — загадочно проговорил уголовник. — Слышь, ты что-то вроде побледнел, давно, поди, не жравши? — Бывший уголовник вытащил из-за пазухи горбушку хлеба, сунул в руку Бориса. — На, похавай.

— Не откажусь! — Борис буквально схватил горбушку, принялся за еду. Буркнул набитым ртом. — Где нынче обитаешь?

— Для преступного мира нет границ, — загадочно улыбнулся «топорик», — коль понадоблюсь, найдешь меня… Он склонился к уху Бориса и что-то торопливо зашептал.