Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон

Он был прав. Поговаривали, что нет в мире такого места, куда бы не добрались ментцы.

– Встретимся здесь в полдень, – сказал Лот. – Надо обсудить, что делать.

Кит, хлопнув его по спине, вошел в комнату. Лот открыл своим ключом другую.

Взгляд его не сразу освоился в полной теней опочивальне. Искалин, хоть и присягнул Безымянному, явно не жалел расходов на содержание послов. В западной стене темнело девять окон, из которых одно было поменьше других. При ближайшем рассмотрении это оказалась дверь на закрытый балкон.

Северный конец комнаты занимала кровать под балдахином. Рядом стоял чугунный подсвечник. Свечи из отливающего перламутром воска и вправду горели красным. Настоящим красным огнем. Рядом поставили его сундук. На южном конце, отодвинув бархатный занавес, Лот обнаружил каменную ванну, до краев полную горячей водой.

Из-за множества окон ему чудилось, будто в комнату заглядывает весь Искалин. Лот закрыл шторы и затушил большую часть свечей. Гаснувшие выпускали напоследок облачко черного дыма.

Он погрузился в воду и лежал в ней долго. Когда утихла боль в ноющем теле, нашел кусок оливкового мыла и принялся отмывать пепел с волос.

Вилстан Чекан, расследуя убийство своей возлюбленной королевы Розариан, мог жить в этой самой комнате. Быть может, он видел отсюда, как горят лавандовые поля и как улетают голуби с вестью, что Кольчуга Добродетелей лишилась одного звена.

Лот сполоснул голову. Если смерть королевы Розариан подстроили из Карскаро, те же люди могли добиваться и смерти Сабран. Чтобы убрать ее прежде, чем королева подарит Добродетелям наследницу. Чтобы возродить Безымянного.

Лот встал из ванны весь в мурашках и дотянулся до сложенного рядом полотенца. Побрился он своим кинжалом, оставив клочок волос на подбородке и немного над верхней губой. Бреясь, он думал об Эде.

Пока Эда с ней, он не опасался за Сабран. Едва он впервые увидел в пиршественном зале эту женщину с ореховой кожей и внимательными глазами, с достойной королевы осанкой, ему стало тепло. Это внутреннее тепло ничуть не напоминало огненное дыхание змеев – оно было мягким и золотистым, как первый свет летнего утра.

Маргрет целый год уговаривала его взять Эду в жены. Она была красива, она его смешила, и с ней можно было говорить часами. Лот отмахивался от сестры – не только потому, что будущий ярл Златбука не мог взять невесту простого рода, но и потому, что Маргрет прекрасно знала: Эду, как и Сабран, Лот любил так же, как ее. Как сестру.

Он еще не испытал всепоглощающей любви супружества. Тридцать лет – более чем зрелый возраст для брака, и он мечтал почтить рыцаря Верности этим самым священным из всех союзов.

Теперь едва ли доживет до такого случая.

На кровати была разложена шелковая ночная рубашка, но Лот надел свою, помятую в дороге, и вышел на балкончик.

Воздух был прохладен. Лот оперся на перила. Под ним раскинулся Карскаро – от отвесных обрывов до края плато. Свечение лавы окрашивало стены домов. На глазах у Лота сверху спикировал черный силуэт и стал пить из огненной реки.

В полночь Лот вскарабкался на ложе и до груди натянул одеяло.

Во сне ему приснилось, что простыни отравлены.

Около полудня Кит нашел его сидящим у стола в тени балкона и разглядывающим плато внизу.

– Добрая встреча, сударь мой, – приветствовал друга Лот.

– Да, сударь мой, какой прекрасный день в стране зла и смерти! – Кит принес с собой подносик. – Хоть здесь и поклоняются Безымянному, но каковы кровати! Я никогда так сладко не спал.

Кит не умел говорить серьезно, и Лот невольно улыбнулся его выходке даже в такой обстановке:

– Где ты нашел еду?

– На новом месте я прежде всего ищу кухню. Со слугами объяснялся знаками, пока не поняли, что я умираю с голоду. – Кит поставил поднос на стол. – Надеюсь, потом нам принесут что-нибудь посытнее.

На подносе горкой лежали фрукты и обжаренные орехи, стоял кувшин сладкого вина из вяленого винограда и два кубка.

– Напрасно ты бродишь здесь один, Кит, – упрекнул Лот.

– Мое брюхо не могло ждать. – Взглянув на лицо друга, Кит вздохнул. – Ладно, больше не буду.

Солнце алело открытой раной, окрасив небо во все оттенки розового. Над плато поднимался бледный туман. Ничего подобного Лот еще не видывал. Навес укрывал их от палящего зноя, и все же на ключицах у обоих ожерельями блестели бусинки пота.

Должно быть, здесь было несказанно красиво, пока не сгорели лавандовые поля. Лот попробовал представить, как гуляет летом по открытым галереям, вдыхая благоуханный ветер.

Какое зло, какие страхи овладели королем Сигосо, чтобы так отравить эти прекрасные места?

– Ну, – заговорил Кит, дожевывая горсть миндаля, – как будем держаться с донматой?

– Самым любезным образом. Для нее мы – постоянные посланники Иниса. Навряд ли она сочтет подозрительными наши расспросы о судьбе предшественника.

– Если они что-то сотворили с Чеканом, она солжет.

– Попросим предъявить доказательства, что он жив.

– У принцесс не требуют доказательств. Их слово – закон. – Кит очистил кроваво-красный апельсин. – Мы теперь шпионы, Лот. Брось уже прислушиваться к своей доверчивой натуре.

– Что же тогда делать?

– Вращаться при дворе, изображая порядочных послов, и узнавать все, что можно. Здесь могут оказаться и послы других стран. Кто-нибудь что-нибудь да знает. – Он солнечно улыбнулся Лоту. – А если ничто другое не поможет, я приударю за донматой Маросой, так что она откроет мне душу.

Лот покачал головой:

– Негодник!

По Карскаро прокатился рокот. Кит подхватил свой кубок, не дав вину пролиться.

– Это что? – ахнул он.

– Землетрясение, – ответил, тоже встревоженный, Лот. – Отец рассказывал, что у огненных гор так бывает.

Искалинцы не стали бы строить здесь город, если бы подобные явления угрожали стереть его с лица земли. Решив об этом не думать, Лот выпил вина. Ему все представлялся Карскаро, каким он был когда-то. Кит, мыча себе под нос, достал перо и перочинный ножик.

– Поэзия? – спросил его Лот.

– Вдохновение заставляет себя ждать. Мой опыт говорит, что ужас редко ходит рука об руку с творчеством. – Кит принялся очинять перо. – Нет, это для письма, одной даме.

Лот поцокал языком:

– Не могу понять, почему ты не высказал Катри свои чувства.

– Потому, что хотя я и в жизни очарователен, но на письме истинный Антор Дол. – Кит усмехнулся. – Как по-твоему, письма здесь нынче посылают с голубями или с василисками?

– Скорее, с кокатрисами. Они проворнее, хоть и не убивают взглядом. – Лот поглядел, как друг достает из мешочка на поясе чернильницу. – Сам понимаешь, все наши письма Комб отправит в огонь.