Господин барон - Михаил Дулепа

Встретился с бароном фон Виндифрошем (приятнейший человек, учился в одном со мной университете!), расспросил о соседе. Барон подтвердил, что фон Гравштайн настоящее чудовище, и соваться к нему в лапы может лишь тот, кто совсем головой не дорожит.

из блога туриста

Некоторые люди слишком много придают значения внешнему виду.

Утром Эгельберт в очередной раз предпринял попытку нарядить меня в местный национальный костюм. После горячего спора по поводу традиций, оставившего каждого при своем мнении, мы все-таки сошлись на том, что некоторые функции необходимо осуществлять исключительно в подобающей моменту униформе. Дальнейшие поползновения нарядить меня в чулки и круглые «шортики» я с негодованием отверг, именно поэтому сижу сейчас в румынско-боярском кинематографическом одеянии, поглаживая лежащего у меня на коленях Упыря, нервно дергающего ушами.

И меня, и «бедного котика» загнали в это кресло обстоятельства. С котом все просто — он осмелился посягнуть на одно из творений мадам ван Шторре, после чего та поклялась побрить его налысо. И поскольку за ней не заржавеет, то мелкий хищник прятался за моим авторитетом.

Со мной же все было гораздо печальнее.

В городе пользовались законами федерации, я даже специальный указ издал, но иногда приходилось подключаться лично, решая вопросы, выходящие за пределы компетенции чиновников магистрата и полиции. От судейских функций отмахаться не удалось, оборотная сторона любой привилегии это обязанности, а потому сразу после завтрака из рыцарского зала во двор вынесли «тронное кресло». Во двор — потому что туристы и горожане (именно в такой последовательности) имеют право наблюдать за судом. Кресло, кстати, просто феноменально неудобное.

За неделю осады накопилось мелких проблем. Ничего такого, чего не могли бы решить Эррайн с Ульфриком, но как же так — иметь возможность обратиться к высшей власти и не воспользоваться? Не таковы эски! Особенно если у барона случился свободный денек.

Вчера взбунтовались войска фон Веллешварма, потребовав положенного двухдневного выходного, раз уж боевые за выполнение вассального долга не дают. Объяснялось это просто — сегодня вечером Эскенланд вымрет.

Закроются раньше обычного магазины, исчезнут с улиц машины, все запрутся по домам и прильнут к голубым экранам. Сегодня — трансляция отборочных соревнований по велогонкам на треке.

А это у местных вторая по важности тема для обсуждения — после независимости Эскенланда и перед налогами.

Единственный раз, когда мой управляющий всерьез на меня обиделся был как раз после моей неосторожной реплики о том, что велотрек не слишком зрелищен. Старик даже не возмутился, он просто ледяным тоном отчеканил, что я ничего не понимаю и очень громко подумал, что подобную чушь может нести только невежественный варвар, не понимающий тонкой эскенландской души. Пришлось извиняться.

Впрочем ладно, у всех свои недостатки. Вот, к примеру, у баронского звания — необходимости судить споры подданных. Вроде бы всего ничего забот, сиди на кресле да слушай, да только я за последние полчаса успел все проклясть.

Был у меня знакомый, простой парень, из работяг поднялся, своим небольшим заводиком владел, так вот он как-то высказался, что все эти «звездульки» на самом деле получают бабло за то, что им от мамы с папой досталось, даже не работают, просто развлекаются в удовольствие, а стонут, словно не по сцене часик в день бегают, а кайлом машут сутки напролет.

Ну мы и поспорили.

Вломились к одному продюсеру, сторговали у него девчонку из начинающих звездочек, договорились и пошло — она танец отрабатывает, а работяга на движущейся дорожке идет, она вокалом упражняется, а он в соседней комнате вслух читает, она на репетицию — он по залу кругом ходит, она вечером на подтанцовке — он в сторонке топчется с ноги на ногу. Четыре дня из оговоренных десяти выдержал, потом принес мне выигранную бутылку, а девчонке купил самый помпезный букет и самую большую шоколадку, какие нашел.

Вот и у меня такая же проблема — вроде ничего такого не делаю, сижу, несмотря на довольно ощутимый ветерок обливаюсь потом, кота глажу, на небо смотрю, а врагу бы своего места не пожелал.

Разве только совсем уж страшному вражине.

Ну их к черту, надоело! Третий раз начинают доводы по кругу гонять!

— Все, хватит болтовни. Дальше пусть решает поединок!

— Простите, ваша милость?

— Пишите закон, Эгельберт — с этого момента любой житель баронства имеет право выяснить спор в судебном поединке. Состязаться будут в предмете спора и кто покажет себя лучшим профессионалом тот и победил.

— Но ведь такую живую изгородь нужно выращивать не меньше трех лет?

— В том-то все и дело, Эгельберт, в том-то все и дело.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы за это время они смогли точно выяснить, нужна ли подобная высота растений, к тому же они оба получат дополнительные знания и смогут наглядно подтвердить свои доводы. Очень мудро, Александэр, очень!

О том, что они просто больше ко мне не сунутся я умолчал. Все равно, когда они через три года сойдутся, то опять начнут спорить.

— Следующий!

— Ваша милость, господин барон! Я взываю к вам с требованием очистить город от иноземцев, не чтущих привилегии местных уроженцев!

От моего мрачного взгляда говоривший поперхнулся, сбавил тон, но быстро очухался и пояснил, что он имеет в виду.

Оказывается, в городе некогда существовал цех пекарей, и в отличии от всех остальных, пекарям их гильдейскую грамоту оформили в краткий момент независимости. Теперь этот крепкий, краснорожий старикан хотел, чтобы я, «чтя привилегии», повелел закрыть магазин его конкурента.

— В соответствии с этим законом у меня, как единственного представителя гильдии булочников, есть исключительное право печь хлеб в городе. Если же господин Пресслер хочет продолжать свою противозаконную деятельность, то пусть сначала пройдет обучение, а потом подтвердит гильдейским испытанием свое соответствие цеховому стандарту!

Я молча смотрел на него. Вот не люблю таких хитрозадых, что ни говори.

Булочник под моим взглядом начал сдуваться, как потревоженная опара, и только выставил перед собой в качестве щита аккуратную папку с копией старинного документа.

Народ притих, недоумевая. С одной стороны он, конечно, прав, но с другой…

— Что же, думаю, вас стоит наградить за верность традиции. Эгельберт, напишите указ, что с этого момента я дозволяю, как и прежде, господину гильдейскому мастеру Пантьеру использовать при выпечке хлеба, — я потянулся к папке, вытащил книгу и заглянул в нее: — Молотые кости, древесную труху и глину ровно так же, как это делали раньше, а так же выпускать хлеб не обращая внимания на требования иноземных, читай федеральных законов о качестве. Пекарю Пресслеру, как не входящему в цех и не имеющему положенной репутации, разрешается использовать только самые свежие и самые чистые продукты. Так же каждый день ему вменяется в обязанность отправлять пробы на замковую кухню, и замковая повариха лично определит его квалификацию.