Портрет Кровавой графини - Наталья Александрова

– Я не решаюсь сказать…

– Вы не казались мне трусом, маэстро! Говорите – или я буду крайне недовольна!

– В первую ночь, которую я провел в замке, я случайно забрел в подземелье. И я видел… или мне показалось, что я видел, как ваша милость сурово наказывала нерадивую служанку. Тогда в лице вашей милости проявилась его настоящая суть. То, что вы назвали перцем. Если бы вы позволили мне еще раз увидеть такую сцену… если бы вы позволили мне запечатлеть ее на холсте – тогда я закончил бы портрет, и, клянусь, вы остались бы довольны!

– Что ж, – графиня оглядела живописца с ног до головы, как будто видела его впервые, – пусть будет по-вашему…

В эту ночь маэстро Лоренцо не мог заснуть. Он чувствовал – что-то должно случиться. И вот, когда часы на башне пробили полночь, дверь его комнаты скрипнула.

Живописец приподнялся на локте, вглядываясь в темноту. Возле двери стоял карлик – все тот же страшный придворный карлик графини. Его глаза сверкали в темноте, как два раскаленных угля. Он прижал палец к губам и прошептал:

– Одевайтесь, сударь! Графиня ждет вас!

Взволнованный, живописец вскочил с кровати и торопливо оделся. Он знал, что увидит, – и боялся этого. Но в то же время страстно желал закончить портрет.

Одевшись, он повернулся к карлику:

– Мне нужно взять кисти и краски.

– Не волнуйтесь, сударь! Все для вас уже приготовлено. Следуйте за мной.

Они вышли из комнаты, спустились по лестнице в подземелье и пошли по знакомому коридору. Живописец вспоминал, как шел здесь в первый раз, и убедился, что то был не сон.

А вот и просторный подвал со сводчатым потолком, куда он в прошлый раз заглянул через полуоткрытую дверь, словно через врата ада.

На этот раз карлик втолкнул его внутрь.

Все так же ярко пылал огонь в камине. Кроме него, подвал освещали факелы в бронзовых треножниках. Как и прошлый раз, здесь были трое дюжих слуг, один из которых был одет в длинный кожаный фартук. Но графини и жертвы ее темных страстей пока не было. Зато немного в стороне от камина стоял огромный деревянный крест, который словно ждал свою жертву. А чуть в стороне от креста маэстро увидел мольберт с незаконченным портретом графини, кувшин с кистями и прочие инструменты живописца.

В глубине подвала распахнулась дверь – и вошла графиня. Она была в том же расшитом золотом платье, в каком по утрам позировала художнику.

– Вы просили меня о таком сеансе, – проговорила она, чуть заметно изогнув узкие губы, – я решила удовлетворить вашу просьбу. Готовы ли вы работать?

Маэстро Лоренцо облизал пересохшие губы и тихо ответил:

– Готов, ваша милость.

– Что ж, приступаем! – Графиня хлопнула в ладоши, и тут же двое новых слуг втащили в подвал стройную девушку, голова и лицо которой были скрыты черным шелковым платком. Плечи несчастной содрогались от беззвучных рыданий.

Слуги привязали девушку к кресту и отошли от нее.

– Готовы ли вы? – повторила графиня, подходя к жертве.

– Готов! – едва слышно повторил художник.

И тогда графиня сорвала с головы девушки платок. Золотистые волосы рассыпались по плечам и заблестели в багровом свете факелов.

Маэстро Лоренцо увидел лицо ангела, который в юности перевернул всю его жизнь. Лицо Кэти, девушки с молитвенником. По ее щекам текли слезы, которые делали лицо еще прекраснее.

Полным мольбы голосом она обратилась к графине:

– В чем я провинилась, добрая госпожа? Что я сделала не так?

– Ты провинилась самим своим существованием. Ты провинилась своей молодостью и красотой! – С этими словами графиня рванула платье на груди девушки и протянула руку к своему подручному.

Тот подал ей раскаленную кочергу.

Маэстро Лоренцо побледнел. В глазах у него потемнело, как будто кто-то невидимый погасил багровое пламя факелов.

Он услышал шипение горящей плоти, услышал душераздирающий крик ужаса и боли, увидел перекошенное страданием лицо – и едва не потерял сознание. Но затем… затем он увидел лицо графини – лицо, пылающее жестоким наслаждением, лицо, которое он мечтал запечатлеть на холсте, и начал работать.

Зрение прояснилось, рука стала твердой, как никогда прежде, словно кто-то невидимый и могущественный водил его кистью. Он работал как одержимый, накладывал на холст мазок за мазком, не обращая внимания на крики несчастной девушки, не обращая внимания на чудовищные пытки, которым ее подвергали. Он работал, работал, работал…

На холсте возникало подлинное лицо графини, лицо дьявола в женском обличье.

«Да, – понял маэстро внезапно, – на этом холсте изображена не жестокая и развратная женщина – на нем изображен сам дьявол».

Так прошло несколько часов.

Маэстро Лоренцо оторвался от холста, взглянул на него со стороны и понял, что портрет готов. А еще он понял, что создал лучшее свое произведение. Самое страшное свое произведение. Произведение, которое позволяет заглянуть за врата ада.

Он перевел взгляд на девушку, на своего золотоволосого ангела… Она уже не дышала.

То, что было привязано к деревянному кресту, не было похоже на человеческое существо. Только жалкий, изуродованный кусок обугленной плоти.

А рядом, в окружении потных, разгоряченных слуг, стояла графиня. Ее лицо было просветленным и благостным, как будто она только что причастилась.

Почувствовав взгляд живописца, графиня подошла к мольберту, взглянула на него и удовлетворенно проговорила:

– И все-таки я не ошиблась в вас, маэстро! Вы действительно настоящий мастер. Вы сумели создать подлинный шедевр, сумели передать в своем портрете самое главное! Мой господин, мой наставник будет доволен… – Она увидела немой вопрос в глазах живописца и усмехнулась: – Да, вы не ослышались. У меня тоже есть господин, и вы поняли, кто он… – Перед тем, как покинуть маэстро, она добавила: – Но не забудьте, теперь вам нужно перевести этот портрет в миниатюру…

Маэстро Лоренцо ничего ей не ответил. Он вообще не произнес больше ни слова.

Спотыкаясь, едва не падая, он покинул комнату пыток и поднялся в замковую часовню. Вскоре слуги графини принесли туда же созданный ночью портрет и все принадлежности, необходимые для создания миниатюры. И живописец снова принялся за работу.

Он работал день и ночь, не прерываясь на еду и сон. Слуги графини приносили в часовню лучшие кушанья и вина с ее стола, но они оставались нетронутыми. Маэстро работал, работал и работал.

Наутро третьего дня кто-то из слуг заглянул в часовню и увидел, что живописец без чувств лежит на каменном полу. Об этом доложили графине. Она пришла в часовню, чтобы взглянуть на все своими глазами. Ее портрет на подрамнике, портрет, созданный за одну ночь в подземелье пыток, был изрезан, искромсан ножом, как будто живописец пытал его, как графиня пытала свои жертвы. Сам маэстро лежал на полу посреди часовни и едва дышал.