Знатный повеса - Эдит Лэйтон

Из того, что хотелось сообщить ей, было нечто, самое сокровенное, о чем раньше он ни за что не решился бы сказать. Даже мысли такой не допускал. Но сейчас твердо знал, что должен это сделать.

Эйвен провел рукой по волосам и застонал. Так много нужно сказать и так мало можно написать в письме! Слишком „сложно, слишком рискованно и опасно. И невероятно трудно заставить себя выразить все это словами. Он никогда не был трусом, но и глупым тоже. Гораздо разумнее рассказать ей все при встрече, а пока пусть летит к любимой очередное послание.

Эйвен взял перо и написал первую строчку:

Бриджет, дорогая…

Эйвен, дорогой мой единственный…

Бриджет опустила перо. Такое обращение вдруг показалось ей бесцеремонным. Слишком интимное начало для письма к утонченному и сдержанному виконту Синклеру, решила она. Хотя более близких отношений у нее не было ни с одним человеком в мире.

Однако с каждым днем уверенность в прочности их отношений таяла. Эйвен отсутствовал уже две недели. Ей вспоминалось все, о чем они беседовали, над чем шутили, Бриджет не забыла ощущений от прикосновения его губ, от его шелковистых волос, в которые она любила запускать пальцы, и, конечно, неповторимое горловое мурлыканье, пробивавшееся сквозь смех.

Но сейчас она вспомнила также о неравенстве их положения, невероятной искушенности ее мужа и более чем подмоченной репутации. Короткое время, проведенное рядом с Эйвеном, было похоже на далекий сон. Бриджет успокаивала себя тем, что Эйвен был ей законным мужем и любил ее.

Любил? Но он никогда этого не говорил. Сколько Бриджет ни напрягала память, ей так и не удалось припомнить, чтобы она хоть раз слышала о его любви.

«Это замечательно!», «О Боже, ты сводишь меня с ума!», «Как сладко, как приятно!» — это он действительно произносил во время любовных утех. Он называл ее дорогой, очаровательной, вкусной, и Бриджет верила, что это были искренние слова. Но говорил ли Эйвен, что любят ее? Никогда.

Она проглотила комок в горле и задумалась. Каковы бы ни были мотивы его поступков, Эйвен оставался для нее самым дорогим человеком. И, как жена, Бриджет имела право так его называть, тем более что это была правда. Он был и оставался ее единственной любовью.

Эйвен, дорогой мой, единственный в мире человек!

Сообщаю тебе, что вчера заезжал твой кузен Драммонд. Он пробыл здесь минут десять и просил передать тебе привет, а также сказал, что удивлен твоим отсутствием. По правде говоря, я тоже. Почему ты до сих пор не дома? Ведь прошло две недели. Я понимаю, у тебя важные дела, но все равно это очень долго! Ты пишешь, что тебе меня не хватает. То же могу сказать о себе. В доме все как обычно. Грех жаловаться. Слуги помогают мне чем могут. Но я бы не сказала, что чувствую себя счастливой. И не только потому, что рядом нет тебя, хотя хуже этого не может быть ничего.

Встреча с твоим кузеном доставила немало неприятных минут, ведь я не знала, что ему говорить по поводу твоего отсутствия. А сейчас не знаю, что делать дальше. Я приехала сюда с тобой и не вижу смысла жить здесь без тебя. Думаю, мне пора отсюда уезжать. Если ты по-прежнему считаешь, что я не должна ехать к тебе, то позволь мне забрать Бетси и поехать к твоему отцу. Как ты на это смотришь?

Мой багаж уже собран. Тебе нужно только прислать распоряжение кучеру, и я немедленно уеду.

Береги себя.

С нетерпением жду ответа. Твоя Бриджет.

Она перечитала написанное и вздохнула. Третья попытка — и опять не то! Никуда не годное решение. Нельзя одной являться к его отцу. Неудобно. Свалиться как снег на голову — только поставить всех в неловкое положение. Нужно попросить Эйвена, чтобы он предупредил отца. Бриджет взяла четвертый лист.

Пройдет день, прежде чем она получит ответ, а то и два. От одной этой мысли ей стало нехорошо. В ночном Лондоне опасность подстерегала его на каждом шагу. Бриджет хорошо представляла, откуда исходит угроза: сколько очаровательных дам он мог встретить на тех балах и вечерах, где ему, возможно, приходилось бывать. Она боялась не только этих женщин, но и особ совсем другого сорта; в большом городе было много соблазнов для мужчины. А Эйвен в свое время охотно им поддавался. Не зря же снискал себе определенную славу.

Но что она могла сделать, сидя здесь? Бриджет взяла перо и снова принялась писать:

Эйвен, дорогой мой, единственный в мире человек…

Бальная зала напоминала огнедышащую печь. Несмотря на приятную прохладу летней ночи, приток свежего воздуха был явно недостаточен. Поэтому гости, как кавалеры, так и дамы, выглядели соответственно — раскрасневшиеся, взмыленные и сомлевшие от собственных испарений. Под массивными канделябрами с сотней горящих свечей образовалась плотная дымка. В набитой битком зале было тесно, но люди как-то умудрялись танцевать, пить, есть, веселиться, и никто не собирался уходить.

Особняк, в котором проводилось помпезное мероприятие, принадлежал к числу самых богатых в Лондоне. В этот вечер сюда съехалось множество исключительно важных, титулованных и очень состоятельных персон. Дамы могли найти здесь мужа для себя или для дочери. Кто-то приехал с тайной мыслью завести интрижку. И конечно, как на всякий бал, сюда съехались первостатейные сплетницы.

— Эйвен, — промурлыкала леди, стоявшая в стороне от танцующих, — почему бы вам не пригласить меня?

— Дорогая, с таким же успехом вы могли спросить, почему бы мне не поплавать с вами в бассейне, — сказал Эйвен, внимательно разглядывая гостей.

Леди недовольно поморщилась.

— Я понимаю ваш юмор. Конечно, здесь жарко, но танцы разгоняют воздух. — Она принялась еще энергичнее махать веером и добавила: — Можно подумать, вы боитесь, что нас увидят вместе.

— Клер, нас уже увидели, — рассеянно ответил Эйвен. — Мы же не невидимки.

Когда он заметил вновь прибывших, на скулах его заходили желваки. В залу вошли несравненная Сесилия Брикстон и ее величественная матушка. Он уже приветствовал их раньше, вежливо, но холодно, и приготовился отвечать на вопросы о Бриджет. Однако они ограничились книксеном и коротким приветствием: «Добрый вечер, милорд». По их любопытным взглядам Эйвен понял, что им хотелось сказать больше, тем более что он был один, поэтому поспешил откланяться. Теперь мать с дочерью смотрели на него в упор с другого конца залы.

Они стояли с таким видом, словно их пригласили на дешевый любительский спектакль. Одна делала вид, что ее шокирует зрелище, другая демонстрировала презрение, но при этом обе откровенно рассматривали виконта… и леди рядом с ним. В свете хорошо знали леди Клер Кенсингтон, равно как и ее мужа. Ни для кого не было тайной, что статус замужней женщины никоим образом не мешая ей предаваться сомнительным развлечениям. Кстати, на сегодняшнем вечере ее супруг отсутствовал.

— Послушайте, Эйвен, я не понимаю! — воскликнула леди, теряя терпение. — Долго мы будем жаться здесь вместе со старыми девами и приживалками? Пойдемте танцевать!