Свастика над Волгой. Люфтваффе против сталинской ПВО - Николай Баженов

Учитывая состояние противохимической обороны в городах, где даже обычные щели (фактически траншеи) не могли содержать в удовлетворительном состоянии, было ясно, что химические бомбардировки могут привести к огромным жертвам и вызвать массовое бегство уцелевших жителей в сельские районы. Еще Юмарта Л. Берия, А. Щербаков и П. Пронин направили Сталину письмо, в котором, в частности, говорилось: «Ввиду опасности применения фашистскими захватчиками химических средств нападения НКВД СССР, МК ВКП(б) и Московский Совет считают целесообразным немедленно возобновить работу по простейшему приспособлению существующих станций и тоннелей 3 очередей метрополитена под газоубежища».

Это предложение обсуждалось на заседаниях ГКО, после чего 16 марта было принято постановление № 1460сс «О приспособлении Московского метрополитена под газоубежища для населения Москвы». Согласно ему работы должны были быть закончены к 30 июля. Устрашающие письма о возможной химической атаке получили и горкомитеты обороны в городах Поволжья. Метро здесь не было, поэтому реальными газоубежищами могли стать только штольни в откосах и глубокие бункеры. 19 марта Горьковский комитет обороны обсудил вопрос об обеспечении электромоторами спецстроительства № 74, на последующих заседаниях неоднократно поднималась тема противохимической защиты[82].

А между тем в конце марта германская бомбардировочная авиация предприняла несколько точечных атак на тыловые объекты. День 27 марта на аэродроме 788-го ИАП ПВО в Бекетовке, расположенной у южной окраины Сталинграда, не предвещал никаких важных событий. Небо затянули облака, взлетные полосы раскисли от грязи. Летчики скучали и коротали время всеми доступными способами. Однако, несмотря на плохую погоду, от постов ВНОС все же поступил сигнал об обнаружении немецкого самолета-разведчика. «Вот гады фрицы, в любую погоду летают», — плевались летчики, направляясь по лужам к своим самолетам.

Вскоре в воздух взмыли несколько истребителей, в т.ч. и Як-1 командира эскадрильи Николая Смирнова, месяц назад добившегося победы над Калачом. Пилот начал привычный набор высоты, земля уходила все дальше, привычные одноэтажные домики превращались в небольшие точки. Вдруг, к своему ужасу, старлей увидел, как совсем неподалеку из облаков вывалился стремительно пикировавший немецкий бомбардировщик. Оглядевшись, Николаю не составило труда определить, что пикирует он не куда-нибудь, а прямо на Сталинградскую ГРЭС! А ведь это важнейший стратегический объект, который, собственно, авиаполк и должен защищать любой ценой. Еще мгновение, и от «Юнкерса» отделилась серия бомб. Затем противник спокойно вышел из пике, а станцию окутали огромные клубы дыма. «Не уберегли…» — с горечью констатировал Смирнов и тут же яростно бросился в погоню за незваным гостем.

К несчастью для немцев, внезапная атака советского истребителя застала их как раз в момент набора высоты. Три длинных очереди – и бомбардировщик, задымив, начал снижаться. Николай пронесся над ним и вскоре потерял из виду из-за низкой облачности. После того какЯк-1 старшего лейтенанта Смирнова приземлился на аэродроме, командир дивизии Красноюрченко сразу же организовал поиск сбитого самолета, выслав два биплана У-2. Вскоре в степи на краю большого оврага был обнаружен совершивший вынужденную посадку «Юнкере». Им оказался разведчик Ju-88D-1 W.Nr. 1403 «Т5+НМ» из 2-й эскадрильи Aufkl.Gr.Ob.d.L.

Экипаж попытался скрыться в западном направлении, но преодолеть по голой степи 400 км было нереально, и через некоторое время всех четырех летчиков уже допрашивали в штабе 102-й ИАД. По воспоминаниям председателя Сталинградского комитета обороны А. Чуянова, присутствовавшего на допросе, летчики вели себя нагло. «Самоуверенные наглецы. Они не сомневаются, что победа Гитлера уже обеспечена, что еще один удар – и Советского государства не будет, что сделали вынужденную посадку и попали в плен случайно…»

Сбитый «Юнкере» уже на следующий день был доставлен в город и установлен на центральной площади перед Домом Коммуны для всеобщего обозрения. Сталинградцы, еще не видевшие подобных трофеев, целыми толпами потянулись на «выставку». Впоследствии моду экспонировать сбитые самолеты подхватят и другие города Поволжья. А попытка немцев силами одного бомбардировщика произвести налет стратегического характера закончилась безрезультатно. Хотя в корпусах СталГРЭС вылетели почти все стекла, были перебиты ЛЭП, станция серьезно не пострадала и подача электроэнергии вскоре возобновилась[83].

«Товарищу Берии, разобраться…»

В 19.53 28 марта в Москве была объявлена воздушная тревога, и вскоре в парке у стадиона «Динамо» прогремели три мощных взрыва. Никто не пострадал. Следующим вечером налет повторился, на Ростокинский район столицы были сброшены восемь тяжелых фугасных бомб, разрушивших несколько жилых домов. Поскольку сигнал «ВТ» был подан с опозданием, люди не успели эвакуироваться в бомбоубежища, и в результате ранения и контузии получили 96 москвичей, погибли 15 человек.

В туже мартовскую ночь несколько «Юнкерсов» внезапно совершили налет на нефтемаслозавод им. Менделеева в г. Константинове, расположенном на Волге, в 20 км северо-западнее Ярославля. Прямыми попаданиями фугасных бомб была выведена из строя установка кислотной очистки остаточных масел, повреждены паропроводы и электросеть. Бомба весом 500 кг попала в котельную завода и причинила ей серьезные разрушения. От взрывной волны вылетели стекла в газовом цехе и других зданиях. Погибли теплотехник котельной Л. И. Козлов и бригадир нефтекачки 19-летняя Л. Катаева. Многие рабочие получили ранения.

Отопление в условиях зимы, пожалуй, было самым уязвимым местом любого предприятия. Выведение из строя котельной, как источника тепла, могло полностью парализовать работу. Лишь героические усилия инженеров и рабочих Константиновского завода, сумевших предотвратить замерзание большинства отопительных труб и обеспечить быстрый пуск уцелевших котлов, хотя бы на частичную мощность, позволили избежать остановки предприятия. Через три дня завод частично возобновил работу, хотя на полное устранение повреждений понадобился еще один месяц.

Между тем 30 марта в Москве снова гремели взрывы. На сей раз одиночный Ju-88 разбомбил плодоовощной комбинат на Нагатинском шоссе. Посты ВНОС не смогли опознать самолет на подходе к городу, в результате чего сигнал «ВТ» был подан уже после налета. Хотя эти удары по столице были скорее беспокоящими, чем стратегическими, Сталин пришел в бешенство. 1 апреля он направил Громадину, Берии и генпрокурору Бочкову записку со словами: «Как видно, наше певео[84]стало плохо работать:

1. Артиллеристов в Клину на позициях не оказалось, певео проспало налет на Москву.

2. Поручается тт. Берии, Громадину и Бочкову срочно расследовать это дело и доложить ГКО».