Повесть о советском вампире - Александр Слепаков

Коридор был высокий, идти можно было, держась прямо. Майор уверенно пошел по нему. Через некоторое время коридор раздвоился. Спелеолог повесил отражатель, указывающий направление, и они пошли дальше. Потом майор замедлил шаг, внимательно изучая стены коридора. Потом зашел за какой-то выступ и оттуда раздался его голос:

– Ни с места! Руки чтоб я видел!

Участковый и спелеолог кинулись за ним. За выступом была небольшая пещера, в которой стояли деревянные ящики, на одном из них сидел пожилой мужик в ватнике, руки он держал перед собой.

– Пронюхали менты, – сказал мужик горько, – сначала собачку мою тово, потом и за мной пожаловали.

– Как же ты такую собаку без намордника пускаешь? А покусает кого? – майор ласково прищурился.

– А пусть не ходят, где не надо, – отозвался мужик.

– Ну, давай, – сказал майор, – показывай. Что там у тебя в сундуках?

– Общее, трогать нельзя, – сказал старик, – на дне моря найдут.

– Это я сильно испугался, – проговорил майор, открывая ящик. Ящик был до самого верха наполнен советскими деньгами.

– Давно ты это охраняешь? – спросил майор.

– С пятницы, – съязвил старик.

– У-у-у! – удивился майор, – давно. И что с тобой делать?

– Бери по сто тыщ на рыло и дорогу сюда забудь, – предложил мужик.

– Давай по сто пятьдесят, – ответил ему майор.

– Что раскатал губу? Хватит с вас по сто, – не соглашался мужик.

– Нам еще с начальством делиться надо, а как же? – майор стоял на своем. – По сто – нам вообще почти ничего не останется.

Майор задумчиво разглядывал пачку денег, которую держал в руках.

– Да, плохи ваши дела. Разжалобил ты меня, – сказал старик.

– У вас смотри как много, – показал майор, – вон сколько. По сто пятьдесят для вас немного. Давай соглашайся.

– Подавишься, – ответил старик.

– А откуда столько? С поезда в Новочеркасске, а? – неожиданно спросил Ершов.

– Будешь много знать – скоро состаришься, – разозлился мужик.

– С поезда, а? – сказал майор как-то задумчиво, – Петренко с подельниками расстреляли, а денег так и не нашли. А они вот, оказывается, где.

– А это не твоего ума дело, начальник, – перебил мужик. – Что да откуда. Бери по сто пятьдесят, ладно, хер с тобой, и дуй отсюдова.

– Ты-то сам кто будешь? – спросил майор.

– Я-то? Хрен субботний, – процедил мужик.

– А почему субботний? – удивился майор.

– А хрен в субботу не выходит на работу, – ответил мужик. – А в воскресенье плавает в бассейне.

– Что-то ты, дед, расхвастался, – Ершов улыбался.

– Разрешите мне допросить, – предложил участковый.

– Отставить, – тут же отозвался майор. И, обернувшись к старику, сказал: – Так что? Будем запираться или будем сознаваться?

– Вот как ты, мент, заговорил? – недовольно произнес мужик.

– А тебе что? – объяснил Ершов. – Тебя только можно судить, что ты деньги не отдал. Так два года условно максимум. Тем более ты старый, судья тебе много не даст. А за ограбление срок давности пять лет прошел.

– Какой – пять лет? – удивился старик.

– Такой – пять лет, – передразнил майор. – Ограбление произошло в августе 1953 года. А сейчас знаешь какой год?

– Ну какой? – прищурился старик.

– А ты про денежную реформу слышал? – спросил майор. – Выпустили новые деньги. Твои-то деньги теперь – бумага. Ничего на них не купишь, только погоришь.

– На пушку берешь, начальник, – не поверил мужик.

– Да? На, посмотри! – Майор достал из кармана кошелек, порылся и протянул старику пятерочку. – Видишь, какие теперь деньги ходят?

Старик долго разглядывал бумажку, потом сказал:

– Туфту втираешь, начальник.

– Боря, покажите ему деньги, есть у вас? И вы тоже, – попросил майор.

Участковый протянул трешку, спелеолог – рубль.

– Ну что, – спросил майор, – видел ты такие деньги?

Старик рассматривал денежные знаки. Вдруг он подбросил их в воздух и кинулся на майора.

Ни спелеолог, ни даже участковый никогда такой драки не видели. Участковый бросился на помощь, но старик отмахнулся как бы между делом, и участковый от полученного удара чуть не потерял сознание. Придя в себя, он выхватил из кобуры пистолет.

– Отставить! – успел крикнуть майор.

Участковый видел разные драки. Во многих он и сам принимал горячее участие. Но чтоб было вообще непонятно, как вмешаться, как помочь, с какой стороны подойти…

Клубок. Где, кто – непонятно. Движения как в ускоренной киносъемке. Вот ни за что нельзя было подумать, чтоб этот интеллигент из города мог так драться. Шпана уличная снимает шляпу, а лучше шпаны – известное дело! – не дерется никто. Но если шпана ростовская дерется на смерть каждый день, то майор должен был бы так драться два раза в день.

Кто он вообще такой, этот майор, почему он выражается, как студент, а дерется, как шпана? Почему он носом тянет и знает, куда идти? Почему он в темноте все видит, как кот? Почему он ничего не боится? Ни живых, ни мертвых не боится. Куда он нас ведет под землей? Чего он хочет, он ничего не говорит.

А старик? От таких ударов у него кости должны рассыпаться, как спички из коробка. У него вместо головы должна быть железная кастрюля. Охренеть! А главное, что делать?

Участковый не понял, каким захватом майор повалил старика на пол и куда он давил локтем, но старик захрипел, захрипел и сиплым голосом выхрипел:

– Это хорошие деньги!..

– Не подходить! – крикнул майор, продолжая давить локтем так, что у старика заходили ноги ходуном, он еще пытался вывернуться, куда-то дотянуться, подсечь, но у майора хватка была железная.

Это продолжалось долго. Так долго, что у участкового зашевелилось даже что-то вроде жалости к старику.

Наконец, старик стал затихать, он лежал без движения, а майор, опять крикнув: «Не подходить!», – продолжал давить старика. Потом в его руках оказалась опять эта железка, раздался резкий щелчок, и старик вытянулся точно так же, как вытянулась до этого в каменном коридоре его собака.

Майор встал, ни слова не говоря, вышел из комнаты-пещеры, и тогда участковый увидел на полу за ящиками скелет, обтянутый высохшей кожей, в каких-то лохмотьях…

Участковый вышел к майору, майор был страшен.

– Они его заперли с этими деньгами, – сказал майор, – чтобы он их сторожил.

На петлях у входа в комнату участковый увидел остатки истлевшей двери…

Участковый потом говорил, что больше всего его под землей мучила сырость. Несмотря на усталость, есть, как ни странно, не хотелось. Даже пить не очень хотелось, один раз только попил из подземной реки. Холодно тоже особенно не было, примерно как в погребе. Жить можно. Но сырость, от которой одежда начинала прилипать к телу, это было хреново.