Разлучница - Кристина Леманн

— Кофе или чай? — вежливо спросила Лаура.

Было видно, что она позаботилась о своем внешнем виде: ее темные волосы были заплетены в косички, а сама она облачилась в цветастую светло-зеленую блузку с красивой отделкой, шелковый жилет и длинную юбку до щиколоток с большим количеством складок, собранных шелковыми лентами.

— Чай, — ответила Жасмин, увидев чайник, стоявший на подставке с подогревом.

— Только это чай пуэр, — бросив на нее испытующий взгляд, поспешила предупредить Лаура.

— Хорошо.

Хорошо было то, что чашка уже стояла на столе и не надо было рассчитывать на медлительную до тошноты Лауру, ожидая, когда она принесет чашку чаю. Не услышав приглашения, Жасмин села в одно из мягких лубовых кресел с темно-зеленым рисунком.

— Роня рассказывала, что вы журналистка, — неожиданно начала Лаура. — Это она дала мне номер вашего мобильного.

— Да. — Жасмин налила себе чаю.

— Я хочу, чтобы то, о чем вы сейчас услышите, попало в вашу газету. Но только без упоминания моего имени.

— Да, это можно сделать анонимно, — сказала Жасмин. — Но зачем такая секретность?

— Потому что общественность должна наконец узнать всю правду о Розенштоках. Фальк пытался убить своего брата Северина. Я этому свидетель. Конечно, все это удалось скрыть. Никто не станет трогать Розенштоков, так как это может навредить экономическому положению Мекленбург-Передней Померании.

Историю, рассказанную Лаурой со свойственным ей безразличием, Жасмин уже не раз слышала от Адельтрауд, но в несколько иной интерпретации. Когда Розенштоки поселились в Пеерхагене, мальчики решили покорить Восточную Германию спортивными автомобилями и вечеринками.

— Они вовсю баловались наркотиками. На Востоке это тоже было в новинку, — говорила Лаура.

Техно-вечеринки организовывались очень часто, и ни одна из них не проходила без экстази. Однажды на выходные приехал Ахим из Гамбурга, и они вчетвером поместились в «Гольфе-GTI»: Северин, Лаура, Ахим и Фальк. Фальк был самый младший, он еще учился в гимназии и был на то время несовершеннолетним.

— Но мы не могли не взять его, — объяснила Лаура, — а то бы он выдал Северина родителям. Фальк просто по уши втрескался в меня и до безумия ревновал к Северину, хотя между нами ничего и не было. — На миг Лаура подняла глаза, будто хотела убедиться, что Жасмин ее поняла, и снова уставилась в одну точку, куда-то между стопкой журналов и чайником. — Фальк всегда должен был иметь то, что было у Северина. Но у нас с Северином ничего не было. Это произошло, когда Северин уехал в Гейдельберг на зимний семестр. Фальк напоил меня какой-то дрянью, подмешав что-то в колу, — так бы я с ним никогда не переспала.

«Ну да, конечно», — подумала Жасмин.

— Я сразу же забеременела. Естественно, Фальк об этом и слышать не хотел. Тогда я пошла к Северину.

— К Северину?

Маленькие глаза Лауры уставились на Жасмин.

— Но кто-то же должен был оплачивать расходы. Фальк только заканчивал гимназию, и у него ничего не было. Он, разумеется, не собирался ни о чем рассказывать своему отцу. Они хотели это скрыть — и Северин, и Фальк. Они настаивали, чтобы я сделала аборт.

Насколько Жасмин поняла, Лаура получила деньги. Деньги за молчание.

— Потом Фальк попытался убить своего брата.

— Да? И почему же?

— Потому что Северин хотел рассказать отцу, что я забеременела от Фалька.

— Неужели?

— Вы мне не верите. Вы не хотите поверить мне. И так всегда. Только богатые люди с Запада пользуются доверием.

Тихий и немного сбивчивый рассказ Лауры заключался в следующем: одним воскресным майским вечером должна была состояться вечеринка на пляже между Кюлюнгсборном и Хайлигендаммом. Костер, музыка, вино в больших количествах, пиво, водка и много экстази, которого хватило бы на целый Love-парад.

— Я не знаю, кто постоянно покупал наркотики. Возможно, Ахим привозил их из Гамбурга. Понятия не имею. Из-за беременности я ничего не принимала. Но я отчетливо помню, как Фальк из кармана своих брюк вытащил маленький пакетик с таблетками оранжевого цвета и передал Северину. Тот хотел взять только одну, но Фальк убедил его взять две. Спустя час Северин потерял сознание.

Потом, по словам Лауры, поднялась паника. Жасмин прекрасно представляла ситуацию. Подростки, накачанные амфетаминами, не знали, что делать. У всех одни и те же признаки: частое сердцебиение, невероятный прилив сил, отсутствие чувства голода, усталости и жажды. Температура тела человека, принявшего экстази, могла за считанные минуты подняться до сорока градусов. И вот Северин лежал на песке, горячий, как печка, с пульсом, достигающим двести ударов в минуту. До Кюлюнгсборна было далеко. Пока приехал бы врач, прошло значительное время. Мобильных телефонов тогда не было.

— Мы притащили его к морю, чтобы охладить, — продолжала Лаура. — К счастью, он пришел в себя, и мы заставили его пить воду. Но с тех пор у Северина развился порок сердца. Фалька тогда интересовало только одно: как бы замести следы. Он приказал нам все убрать и ни в коем случае не оставлять личных вещей. Никаких бутылок, сигарет, платков — вообще ничего. И мы никому не должны были об этом рассказывать. Но кто-то все же, наверное, не удержался, так как некоторое время полицейские расспрашивали нас. Братья Розеншток держали язык за зубами, а другие слишком сильно их боялись, чтобы рассказать о происшедшем.

Так же неожиданно, как она начала рассказ, Лаура вдруг замолчала. Ее взгляд застыл на чашке с чаем, и она снова уставилась в одну точку, накручивая локоны на указательный палец.

Жасмин украдкой посмотрела на часы. Появление в Пеерхагене полицейских свидетельствовало о том, что братья всегда держались вместе — никто ни на кого не ябедничал, — и именно поэтому рассказ Лауры никак не мог соответствовать действительности, во всяком случае не все было правдой.

— И о чем вы хотели бы прочитать в газете? — спросила Жасмин.

Лаура медленно повернула к ней голову и посмотрела на нее затуманенными глазами.

— Правду. Фальк всегда ревновал меня к Северину. Потом он сделал мне ребенка. А вскоре попытался убрать с дороги своего брата. И обо всем этом умалчивается. Напишите, как было на самом деле.

— В журналистике принято, — подчеркнула Жасмин, — перепроверять достоверность услышанных историй, какими бы правдоподобными они ни казались на первый взгляд.

Лаура вопросительно посмотрела на нее.

— Мне придется спросить об этом Северина и Фалька, — пояснила Жасмин.

— Ни в коем случае! Тогда они сразу поймут, что обо всем рассказала я. Думаете, мне потом хоть цент дадут на Роню?

Жасмин нахмурилась.

— Об этом позаботится управление по делам молодежи, если Фальк отец Рони. Это самое лучшее, что есть в нашей стране. Внебрачные дети больше не страдают от отцовского произвола.