Попаданка против Ведьмы в академии Дрэгонхолл - Любовь Свадьбина

мир достаточно, чтобы на лету продумывать все нюансы.

– Хорошо, – кивнула. – Я подумаю, как лучше воспользоваться ситуацией.

И подняла чайник, чтобы наполнить чашку Рэйдана. Он продолжал давить на меня взглядом. Поставив чайник на место и стерев случайную капельку с блюдечка под чашкой, подняла его и пиалу со сладостью. Перенесла всё на стол Рэйдана.

– Желаете что-нибудь ещё?

Это был редкий случай, когда именно Рэйдан смотрел снизу, и это было непривычно. Строгое выражение его лица смягчалось тёплым оттенком светло-карих глаз без намёков на черноту или неестественное свечение. Он изучал меня и поражал полным отсутствием раздражения на то, как я его охарактеризовала…

– Из-за наличия свидетелей мне придётся публично наказать тебя за дерзость и неуважение, – сказал он серьёзно.

В груди чуть похолодело.

– Если говоришь об архонте плохо, постарайся делать так, чтобы другие архонты этого не услышали, – Рэйдан посмотрел на стол и подтянул к себе чашку и туррон. – Для нас тоже существуют определённые правила.

– Каким будет наказание? – я не злилась, потому что… сама виновата.

Это был мой выбор – брякнуть такое, в родном мире за подобную характеристику начальства тоже можно было огрести.

– Я постараюсь придумать что-нибудь попроще, – Рэйдан подхватил сразу два кусочка туррона и бросил на меня насмешливый взгляд. – Я же не вредный. А теперь можешь идти.

Вроде бы он обещал наказание, но лёгкость его тона позволяла надеяться на благополучный исход.

– Спокойного вам сна, – пожелала я и отправилась на выход.

– Тебе тоже.

В лагере ничего не изменилось: те же фонари, те же дежурные.

У должности личной лаборантки Рэйдана был один существенный плюс: мне полагалась отдельная палатка, а не койко-место в общей. Моя палатка была раз в пять меньше архонтовской, там помещались лишь постель и рюкзак с вещами, но я ещё не обустроилась, только сбросила рюкзак у входа.

Зевнув, вошла в своё временное жилище, зажгла светильник. И обомлела: койку кто-то заправил свежим бельём, уголок одеяла был приветливо отогнут, а поверх выложена сорочка и трусики. На невесть откуда взявшейся и втиснутой в изголовье тумбочке стояли графин воды и стакан, лежали две конфетки.

А ещё, удобно развёрнутые пятками ко входу, на полу располагались мои тапочки.

Тапочки, которые я с собой не брала.

Глава 37. Всё познаётся в сравнении

Бз-з! Бз-з!

До чего же мерзкий звук у местного будильника. Я поморщилась, проклиная его и намереваясь нащупать адскую штуку на тумбочке, но будильник умолк сам.

Пахло кофе.

Приоткрыла глаза: сумрак палатки нарушали два солнечных луча, проникшие в щели по периметру шторки-двери.

Я села на койке. Чашка испускала кофейный аромат возле шарика будильника. Теперь у меня на тумбочке была целая композиция: графин в одном углу, стакан – в другом, будильник – в третьем, кофе – в четвёртом. Вместе они составляли идеально вписанный в поверхность тумбочки квадрат, а ровно посередине – знакомые две конфетки.

Причём раньше будильника не было.

За тонкими стенами палатки под отдалённые жужжания будильников оживал лагерь.

Я хмуро посмотрела на удобно развёрнутые к кровати тапочки: вчера я вернулась к Рэйдану и спросила, не его ли рук дело их появление. Оказалось – не его. И никто за них ответственность на себя не взял. Проверка не нашла скрытых чар или следов, но на ночь тапочки я оставила за дверью. А Рэйдан выделил для охраны моей палатки двух караульных.

И сегодня эти тапочки снова здесь.

– Домовой, это ты делаешь? – поинтересовалась неуверенно, хотя обычно это хозяева домовым конфеты оставляют, а не наоборот. – Палаточный? Или как тебе там зовут? Выходи.

Сердце застучало чаще: пусть в действенность призыва я не особо верила, но вдруг сейчас что-нибудь на меня как выскочит?!

Казалось, я ощутила чужое присутствие. И сомнение. Словно на меня кто-то смотрел, аж мурашки по спине побежали. Голос чуть дрогнул:

– Выходи…

Шторка открылась, в палатку шагнул Рэйдан и остановил взгляд на моей груди, охваченной полупрозрачным кружевом сорочки.

– Собирайся быстрее, – он не отрывал взгляда от соблазнительных и слишком хорошо видных сквозь кружево полушарий. К моему лицу жарко прилила кровь, и я прикрылась одеялом. Лишь тогда Рэйдан изволил посмотреть мне в глаза. – Наказание само себя не исполнит. У тебя двадцать минут на сборы.

И он ушёл. А у меня неконтролируемо пылали щёки и гневно сбивалось дыхание: мог хотя бы изобразить смущение! Нельзя же так откровенно пялиться!

От возмущения забыла спросить, что за наказание этот «не вредный» архонт мне придумал.

***

«Ненавижу, ненавижу! – в который раз мысленно ругалась я и пнула лапу дохлого паука размером с пони. – Чтобы я ещё раз о Рэйдане сказала что-нибудь плохое вслух – да никогда!»

В ярости прихлопнула пятисантиметрового комара, пытавшегося усесться на мою шею, и огляделась по сторонам: студенты в чёрном охраняли лесную проплешину, сурово всматриваясь в пространство между огромными деревьями, в центре оцепления возились алхимики в зелёном, а студенты в серой, как у меня, лёгкой броне стаскивали поверженных в недавней стычке пауков к ним.

В принципе, наказание оказалось профильным: вместо ненапряжного сопровождения Рэйдана по лагерю пришлось сопровождать группу добытчиков по лесу.

Нападавших на нас пауков выносили практиканты с военной кафедры. Они не обладали достаточной сноровкой и силой для использования кратких формул заклинаний, поэтому при нападении им приходилось отбиваться от тварей арбалетами и мечами, прикрывая тех, кто читал полные формулы заклинаний. Затем защитники и использующие магию менялись местами, чтобы все попробовали себя на разных позициях. Порой случались осечки, и пауки взрывались от заклинаний, добавляя сюрреализма своим развороченным видом.

А службе поддержки и снабжения, к которой относилась я, после боёв приходилось таскать паучьи туши к алхимикам, а потом упаковывать подготовленные ими куски и желтоватую гемолимфу, заменявшую насекомым кровь, и тащить добычу на собственном хребте.

Грязно, тяжело, ещё и кровососущие насекомые, жара, с крон сыплется всякая гадость, а идти мучительно трудно из-за глубокого мха, узловатых корней громадных деревьев и выскакивающих из мха почти метровых сороконожек. Эти чёрные со светлыми ножками и длинными усиками твари – источник периодических визгов. В оправдание своим воплям могу сказать – парни от них тоже шарахались не молча, и одну полуметровую, выскочившую на меня слишком неожиданно, чтобы кто-то успел среагировать, я лично запинала в приступе отвращения. Таким тут не каждый похвастаться мог!

А ведь миссия