Кирилл Лавров - Наталья Старосельская

«Я считаю: оттого, что часть бригады получила премию, для нас с вами ничего не изменилось! Я считаю: если мы сейчас не примем предложения Потапова, нас как партком надо гнать отсюда к чертовой матери! Мы умеем и любим подниматься на трибуну и говорить красивые слова о рабочем классе! Он у нас и грамотный, и современный, и умный, и культурный, и настоящий хозяин своей стройки! А когда он сюда пришел, этот хозяин, к нам, когда он выложил все, что у него наболело, мы его не узнали! Сначала мы решили, что он рвач! Потом мы подумали, что он демагог! Потом мы пришли к выводу, что он подставное лицо! А потом мы сказали: ты парень хороший, но, пожалуйста, забери назад свои тетрадочки! Они нам мешают! А вы знаете… почему эти двенадцать человек получили сейчас премию? Потому что они не верят! Не верят, что Потапов чего-нибудь добьется, что можно что-нибудь изменить на этой стройке! Так неужели мы сейчас подтвердим это? Во имя чего мы так поступим? Во имя чего мы погубим в людях самое важное — веру в то, что ты не пешка в этой жизни, что ты можешь что-то изменить, переиначить, сделать лучше? Мы — члены Коммунистической партии Советского Союза, а не члены партии треста номер сто один! Такой партии нет и никогда не будет!.. Ставлю на голосование предложение коммуниста Потапова. Кто за это предложение — прошу поднять руку».

Вот тогда и вырастал в партере лес рук, и это было голосование не столько за предложение Потапова, сколько за слова Соломахина-Лаврова: слишком хотелось тем, кто заполнял зрительный зал, и тем, кто оставался за его пределами, верить — верить в то, что мы не пешки в жизни, что мы способны своей волей, своим желанием хоть что-то изменить, сделать лучше и чище…

Эмиль Яснец отмечал: «…Оценка у Лаврова проходит в своем формировании ряд ступеней, она — многоступенчата. Каждая последующая как бы вбирает в себя предыдущие данные, перерабатывает их, движется, укрупняется. На этих двух основах рождается процессуальность оценки… Роль секретаря партбюро Соломахина в спектакле „Протокол одного заседания“ представляет собой непрерывно длящийся процесс перехода одних оценок в другие. И лишь под самый финал — принятие решения. Роль интересна тем, что дает минимум текста при условии непрерывного пребывания на сцене, в ходе заседания».

И еще эта роль была интересна тем, что в ней удивительным образом совпадали этические проблемы конкретного «производственного» драматургического материала и очень важный для Кирилла Юрьевича творческий вопрос: зачем я выхожу сегодня на подмостки?

Как быстро проходит время!.. Сегодня кажется, что все это было жизнь назад… Собственно, для родившихся и выросших за эти годы так оно и есть — фрагмент бытия тех, кто пытался что-то изменить в 70-х годах прошлого столетия…

Да, из дня сегодняшнего совершенно очевидно, что для многих театров тогда это была «галочная» пьеса — поставленная к случаю производственная тема, особенно востребованная в те годы. Но для Товстоногова (вспомните еще раз его рассуждения в режиссерской лаборатории!) «Протокол одного заседания» не был уступкой властям, считавшим, что слишком часто режиссер «ошибается» в своей репертуарной политике. А для Кирилла Юрьевича Лаврова, коммуниста, депутата, человека, постоянно ощущающего свою невымышленную ответственность за людей, обращающихся к нему с самыми разными своими проблемами, этот последний монолог был истинно выстраданным, полным глубокого человеческого, личностного содержания.

Год спустя Лавров сыграл Ленина в фильме В. Трегубовича «Доверие» — мы уже вспоминали об этой работе артиста, но здесь важно подчеркнуть, что вновь для Кирилла Юрьевича главным оказывалось углубленное проникновение в образ во имя того, чтобы понять, осознать и донести до зрителя отнюдь не лубочный, а подлинно живой, во многом драматический характер человека, замыслившего пересоздать мир. Его размышления о современности, накладывавшиеся на размышления о нашей современности. Его убеждения, во многом оказавшиеся иллюзорными…

К роли Ленина Кирилл Лавров придет дважды — в спектакле Товстоногова «Перечитывая заново…» в 1980-м и в фильме «Двадцатое декабря» в 1981 году (режиссер Г. Никулин), и вновь воссоздаст не лубочного вождя мирового пролетариата, а личность размышляющую, порой сомневающуюся, глубоко обеспокоенную состоянием мира, каким он виделся в его мечтах и грезах.

Напомню еще раз слова артиста, уже прозвучавшие выше. «Ленин был для меня эталоном, — скажет он в одном из интервью, — с его пусть кажущейся, но скромностью. Я был в его квартире в Кремле, видел комнату, в которой он жил в Смольном. Разве это можно сравнить с тем, как сегодня живут?» И в этих словах Кирилла Лаврова важно для нас не осуждение кого бы то ни было, не восхищение бытовой нетребовательностью вождя, а — горечь, человеческая горечь от того, как все перевернулось и каким оказалось…

Предвижу упреки в том, что пока я писала буквально о каждой роли Кирилла Юрьевича Лаврова в театре и о большинстве киноролей — согласна, что некоторая часть этих работ не стоит внимательного, детального рассмотрения, были среди них (особенно, конечно, в кино) и те, что можно назвать «необязательными», почти случайными. Здесь ничего не поделаешь, любой крупный артист попадает в своего рода «запендю», как сказано в чеховской «Чайке», — отказываясь раз за разом от ролей, рано или поздно становишься невостребованным в кино. Да, конечно, остается театр со своей великой магией, со своей поистине волшебной притягательностью, особенно если речь идет об артисте такого масштаба и такой самоуглубленности, как Кирилл Лавров, но кинематограф обладает свойством затягивать, завораживать. У Лаврова было много замечательных работ в кино — порой его притягивал материал, порой имя режиссера, с которым было интересно работать, порой черты характера персонажа, которых в его актерской копилке еще не было. Может быть, порой и необходимость заработать — в этом нет никакого греха! Тем более что никогда за всю свою творческую жизнь Кирилл Юрьевич Лавров не лукавил со своим даром — не играл, как это называют артисты, «вполноги», не халтурил, не облегчал своих героев. Скорее, наоборот, склонен был усложнять, выискивать в них ту глубину, которой не предполагали ни драматургический материал, ни режиссура.

Порой находились те, кто упрекал артиста за роли, подобные секретарю партбюро Соломахину, но, во-первых, эти люди не задумывались над тем, сколько «человеческого материала» было вложено в такие роли, сколько личностного, своего собственного. Во-вторых, они забывали о том, что Лавров, как принято сегодня говорить, был «брэндом» — Георгий Александрович Товстоногов заранее учитывал актерскую и, главным образом, человеческую репутацию и популярность Кирилла Лаврова, его удивительное умение «уходить на глубины» в каждом образе, сопрягать задачи актерские и личностные. Многие роли Кирилла Юрьевича Лаврова были «знаковыми» — это понимал мудрейший Товстоногов, это понимал и он сам, и именно здесь таилась та ситуация заложника «у времени в плену», о которой много говорилось в предисловии к этой книге. Но если вспомнить цитату в неусеченном виде, она гласит: «Ты — вечности заложник у времени в плену». Это состояние Кирилл Юрьевич Лавров ощущал не только очень точно, но и очень остро…

Да, чему-то оно мешало, это состояние, но чему-то и помогало в постижении не только себя самого, своего места в жизни, но и в осознании многих современных проблем — неличных, а общественных, политических, относящихся к области — простите за высокопарность, которая здесь совершенно уместна, — Долга, Совести, Чести. Того этического комплекса, который Кириллом Лавровым был впитан с юности и сформировался в армии. Который на протяжении фактически всей его жизни ставил артиста и человека Лаврова перед вечным вопросом: «Кто, если не ты?..»