Волхвы Скрытной управы. Щит - Михаил Рагимов

Сбежавший ромей был справным скрытником. И знал, что да как положено делать. Записывали все до малейшего вдоха и выдоха! Чем знатно облегчили Вукомилу труды. А умельцы и у него есть, разберутся по паре песчинок, с берега какой реки занесло их на подошвах сапог. Тут пригодится даже мельчайший намек. Слово незнакомое, чуть другой выговор… «Курвами», например, вятич точно не будет костерить. А вот булгары – запросто. Хотя ругательства русинские по записям изучать не надо. Достаточно Светлена послушать. Но там не только ругательства есть. Глядишь, потянется ниточка и растянет весь клубочек. Потянется, как жилы, на палочку намотанные, что сейчас из писаря тянут, записывая уже его вопли. И из сторожей, оставшихся живыми после налета.

Вукомил утешал сам себя. И это отлично понимал. Писарь – единственная надежда. Да и он много не знает. Со сторожей спрос мал. Псы, стерегущие двор, не боле. По русинам прояснений не будет. Заслав был тверд. Словно выкован из той же стали, что русинские мечи, даже арабский клинок перерубающие. Разве что, ромейский догляд в Киеве перебить удастся…

– Друже, ты бы хоть юшку вражью с хари стер! – поприветствовал волхва привратник, отворивший неприметную калиточку в высоком заборе. – Словно упыряка какой.

Вукомил провел ладонью по лицу. Посыпались засохшие чешуйки крови, бурыми пятнами оставшиеся на руке…

Всплыли последние слова русина, вспомненные говорливым писарем. Русин мертвым говорил. Как – ромеи, хоть и полжизни жившие на Руси, не уразумели. А Вукомил понял. Если душе пора в Вирий, но еще не все дела сделаны, сильный человек может сказать, даже откусив себе язык и захлебнувшись кровью-рудой.

– Не будет вам, сукам, ни беды, ни горя. Не будет ни счастья, ни радости. А будет только погост посреди топи и камень на груди.

Буривой устало привалился к стене кошары. Плевать, что острые грани давят спину. На все плевать. Даже дышать не хотелось. И получалось через раз. Из какого харалуга этих ребят делают… Вроде, присели, но как на пружинах. Того и гляди, отжиматься начнут, буйную силу выказывая. Дурень ты, скрытник, и мысли у тебя дурацкие. Нашел на кого равняться. «Стрибоговы дети» на то и в честь бога ветров названы. Радуйся, дурень, что на ногах за ними поспеваешь, а не тащат тебя на закорках. Хотя пять лет в «Кречетах»[74]отбарабанил, тоже не детский сад. И дружинным залом не пренебрегал никогда. Наоборот, тело старался держать[75]. Вот и пригодилось. Хотя, если признаться, лучше бы еще век не пригождалось. Чтобы легкие не выплевывать и не бояться, что сердце грудную клетку проломит…

Даже местные так ходить не могут, хоть они в этих горах и выросли. Не успевают. Хотя, если бы и успевали… С ними гоняться нужды нет. Впереди не горцы. Кроме, разве что, кухонных работников. Тюркские и арабские наставники. И охвостье всего мира, из которого куют «пушечное мясо». И бежать им некуда. Если кто и вырвется, сзади Становой хребет[76]и простых перевалов здесь нет. Не уйдут. Накроем, и все. Можно возвращаться…

Кавказ! Страна величественных гор: отвесных скал, грозных ледников, бесконечных осыпей и бурных рек. Суровые места. И столь же суровые и свободолюбивые люди. Непростой народ. Точнее, народы. Русы пришли сюда в незапамятные времена. Ярослав Вятичский со Светленом Буйным прошли здесь в Хазарско-Царьградском походе. Ту операцию в Гридницах преподают как пример блестящего стратегического планирования. Князья тогда не особо церемонились. Ярослав хотел совсем свести кавказцев со света, не любил их за что-то. Теперь Буривой знает за что: в той истории бед с горцами было куда больше, чем в этой. Но не было у князей времени чистить горы.

А дальше шесть веков регулярных Кавказских войн! Очередные разбитые племена, потерявшие почти всех мужчин, складывали оружие и признавали власть Великого Князя. Клялись на мече честью горца. И выполняли обещания. Каждая Кавказская война велась против нового противника. Очередной народец решал, что в силах мечом добиться независимости и свободы для грабежей. И опять начинались набеги на соседей, горели мирные кишлаки ясов и касогов, и вои Дербентской или Таматархской дружин мчались в горы, замирять разбушевавшихся татей. На очередную Кавказскую. Кого-то вырезали. Всех, кто выше тележной чеки. Кого-то приводили к покорности. Помогало частично. Народов в горах живет много, и через какое-то время все шло на очередной круг. Вождю десятка молодых придурков попадала под хвост вожжа, и он поднимал знамя мятежа.

Терпение окончательно лопнуло сто лет назад. Время стояло серьезное, успехи розмыслов привели к резкому развитию связи и скоростей передвижения, а следом за ними стала увеличиваться и держава, присоединяя сопредельные управляемые страны[77]. И терпеть посреди собственной земли дикую высокогорную вольницу было никак невместно. По указу Олега Мыслителя русские дружины прошли Кавказ, заглянув в самые отдаленные аулы. Кто-то решил дело миром. Других вырезали. Самых упорных переселили в степи южнее Большого Камня. И по всему Кавказу наставили сиверских паланок. Пять лет непростой войны. И еще с десяток продолжались мелкие стычки с недобитками, после чего в горах стало тихо.

Кавказ стал частью страны и зажил мирной жизнью. Горы были любимым местом отдыха подданных Великого Князя. И на лыжах катались на Эльбрусе, где понастроили немало постоялых дворов с полным обслуживанием, и на вершины ходили. Хотя и сейчас можно было встретить на узких тропах неграмотного (это в восьмом-то веке!) пастуха в бурке и папахе. Но встреча, скорее всего, закончится радостным поеданием бараньего мяса под медовуху, сопровождаемым длинными витиеватыми здравицами, произнесенными гортанным голосом на достаточно чистом русском языке.

Однако в горах хватает укромных мест, куда не часто ступала нога путешественника и пастуха. В подобном месте, в глухом ущелье устроили тренировочный лагерь боевиков те самые заговорщики по «делу нохчей». Скорее всего, в лагере будут захвачены бересы, подтверждающие связи с мусульманскими «непримиримыми». Естественно, поддельными. Настоящих быть не могло, «непримиримых» добили еще до возвращения Буривоя с воинской службы.

Но напоказ выставлять разгром не стали. Решили поступить хитрее. Теперь под этой маской скрывается специальный отдел Управы. На него, как мухи на мед, слетаются всевозможные безголовые тати, желающие выглядеть не обыкновенными бандитами, а «мстителями за поруганные идеалы». Чтобы кто-нибудь из иноземных «борцов за людские права» помог материально или, по крайней мере, потявкал в занюханном листке[78]в их защиту в случае неминуемого провала. И деньги дают. И тявкают. Как будто не знают, что в случае с Княжеством это не только бесполезно, но и небезопасно. Впрочем, большинство тявкателей настолько мелко и беспомощно, что не стоят обращенного на них внимания. Пусть это им дает иллюзию безопасности, провоцируя тявкать и дальше.