Кельтская волчица - Виктория Дьякова

— В известной степени, да, — уверенно отвечала ей Жюльетта. — Что же касается Командора, — продолжала она, — мы вместе росли с ним, в глуши Гаскони, и никогда не было во всей округе таких сильных детей, как мы. Мы были полны огня и радости. Наши замки стояли близко друг от друга. Это были мрачные и унылые обиталища, а те кто жил в них — они казались, да впрочем и были на самом деле, еще более странными и неожиданными существами, чем привидения, шнырявшие там по ночам по коридорам. Там жил отец Мазарина — свирепый, страшный человек, державший в страхе всю семью и бравший детей с собой на казни, как на развлечение. Там жила моя мать, ока была известной на всю округу колдуньей, знакомой с искусством применения ядов. Там жил мой отец. Сначала он служил католическим священником. Но потом он научился вызывать дьявола и весьма быстро подружился с ним. В конце концов, вместе с нами жила моя няня — ведьма. Она научила нас прибивать летучих мышей к оградам полей и класть дохлых жаб на пороги домов. Там все обладали недюжинными способностями, как ты понимаешь. Но Мазарин со своими огненными черными глазами — он был самым сильным из всех нас. Почему он нас предал потом и вступил в армию этих святош в белых плащах с красными крестами, которых все называли храмовниками? — она пренебрежительно дернула плечом. — Он, видите ли пресытился злом и захотел встать на сторону добра. Он просто сошел с ума! Но даже ему не удастся стереть из своего прошлого то, что было с ним прежде. О, я очень скучала о нем! Все это время я стремилась вернуть Мазарина себе.

И мне почти что это удалось.

Я открыла ему красоту своего тела, нетленного и прекрасного, и мы снова сделались с ним сообщниками на краю ада. Но все же старая клятва тамплиеров препятствовала ему, он до смешного преданно хранил ей верность. Он снова нашел себе Софию. Арабскую принцессу Софию, которая однажды пробудила в нем любовь и тем преградила мне доступ в его сердце, я довела до отчаяния и вынудила к самоубийству. Но всеми силами души он сопротивлялся мне очень долго.

И вот когда он почти что сдался, между нами опять встала София. Княжна Андожская, Софья Ивановна, которую Мазарин увидел на балу в Белозерске и она напомнила ему его погибшую возлюбленную. Она помогла ему снова ускользнуть от меня. Но в тот день, когда не станет тебя, не станет матушки Сергии, то есть той самой Софии, не станет всей Андожской усадьбы, места, где она родилась на свет — вот тогда Мазарин вспомнит обо мне и вынужден будет уступить. Его презрение, его отрешенность, его высокомерие в прошедшие столетия — все это для меня хуже раскаленного докрасна железа, — Жюльетта несколько раз содрогнулась, как в конвульсии и закрыла глаза, словно снова переживала минувшие дни. — Из нас обоих, пронизанных огнем, — снова заговорила она, переходя на шепот, — каждый пошел своим путем, но страсти, бушевавшие в наших сердцах, продолжали связывать нас вместе. Так что видишь ли, девочка моя, — Жюльетта открыла глаза и как змея не мигая, смотрела теперь на Лизу, — я говорю тебе все и теперь ты все должна понять. Я не исключаю, я даже уверена, что ты все передашь и своей тетушки Сергии, а она, конечно же, донесет мои слова до Мазарина. Пусть будет так. В конце концов это ради него я явилась сейчас и произнесла тебе всю эту речь.

Маски прочь!

Пусть он знает. Да и тетушка Сергия заодно должна оказаться посвященной наконец, в прежние похождения своего любовника, которые ей наверняка неизвестны. Но все вы после того должны будете умереть. Демон ада не для того столь долго гуляет по Белозерью, чтобы уйти и всех оставить в прежнем их состоянии. До сих пор Вас охраняла нерешительность Мазарина. Он знает гораздо больше, чем тетушка Сергия и тем более ты, девочка моя, и твой ничтожный доктор Поль. Порой мне кажется, что давно уже узнав меня, Мазарин намеренно не хочет исполнять свои обязанности, помня о наших огненных ласках в юности. Он все предоставил судьбе. Но моя миссия из-за его уловок слишком затянулась, и я должна положить ей конец. Мой хозяин Люцифер скоро призовет меня к себе. У него заготовлено для меня много поручений. Моя дорогая, — она положила свою тонкую белоснежную руку на пылающий жаром лоб Лизы, — ты выглядишь просто ужасно. Да, миленькая, тебе придется умереть, — продолжала она с притворным сочувствием, — но не сразу. Сначала ты расскажешь все, что узнала от меня своей тетушке Сергии, а потом уж отойдешь в мир иной. Не бойся. Тебе не будет больно. В конце концов, ты просто довольно милое и молоденькое существо, почти котенок, но очень вредный котенок, который не захотел подчиниться. А потому он должен быть наказан…

— Мне кажется, я поняла, — голос Лизы прозвучал глухо, он тяжело дышала, чувствуя почти невыносимую тяжесть в груди: — я все поняла. Вы вовсе никакой не шотландский бог, и не имеете никакого отношения к Евдокии. Вы явились сюда, чтобы отомстить позабывшему Вас любовнику, этому Мазарину и для того мучаете всех нас, чтобы он обратил на Вас внимание… Вы хотите досадить ему, но на самом деле Вы боитесь бросить ему вызов впрямую, — она увидела как сверкнули разъяренные глаза Демона. В тот же момент чудовищная боль пронизала все тело Лизы, она вскрикнула. Последнее, что она слышала — как со стороны коридора отчаянно барабанили в дверь и рассерженный голос князя Федора Ивановича отчитывал прислугу:

— Яшка, Митька, да чтоб вас, нехристи, разорвало на части! Сколько говорил, что надо дверь починить. Вот теперь захлопнулась она. Ломайте! Ломайте! И чтоб к обеду уже была у меня как новенькая. А то всех велю попороть. Всех, до единого.

Спустя час Лиза лежала на постели у себя в комнате. Она не чувствовала никаких болей, кашель и лихорадка бесследно прошли. Когда дворовые князя Прозоровского открыли дверь кабинета, они нашли старшую княжну спящей на диване, спокойно и безмятежно. Все подумали, что она слишком рано поднялась для прогулки, а пройдя по свежему воздуху, устала и заснула в кабинете батюшки. Только матушка Сергия, встретившись с Лизой взглядом, сразу почувствовала недоброе. Она настояла на том, что Лизе необходимо еще немного времени провести в постели и распорядившись о завтраке, чтобы его принесли княжне в ее покои, сама поднялась к ней.

— Омела не подействовала, — шепотом сообщила монахине Лиза, едва только бабушка Пелагея поставила на стол чашку с кофе и блюдо, на котором дымились горячие блины с пряженой икрой, а потом шаркая лаптями, вышла из горницы, — над омелой она просто посмеялась, — продолжала Лиза, отбрасывая одеяло. Она быстро одела на себя поверх пеньюара шелковый темно-зеленый халат и сидела в нем, не завязывая пояса с золотыми кистями, просто запахнувшись.

— Она явилась к тебе в кабинете князя Федора Ивановича? — серьезно спросила ее Сергия, очень озадаченная, — и что же ей было нужно на этот раз?

— Она пыталась запугать меня болезнью, от которой я могу умереть, — отвечала Лиза, по-прежнему снизив голос, — а еще она рассказала мне о неком господине, которого я никогда не знала, о Мазарине. Так кажется, она называла его.

— О Мазарине? — Матушка Сергия вздрогнула: — Что же она сказала тебе о нем? — спросила, обеспокоенная еще пуще.

— Всякую мерзость, как и всегда, — пожала плечами Лиза. — Она говорила, будто знала того Мазарина с детства, что прежде их связывала страстная любовь, и оба они дети злых колдунов. Только Мазарин решил позднее изменить свою жизнь и служить добру, она же не может простить ему того, потому и тянет обратно к себе. Она говорила, что Мазарин такой же демон, как и она, только рядится в тогу святого, и что он потому всех ввел в заблуждение, называя ее духом шотландского бога, что никак не решится расправиться с нею, только ждет, когда она уберется восвояси сама. А кто такой этот самый Мазарин, матушка Сергия, ты с ним знакома? — спросила Лиза и тут же осеклась. Она не могла не заметить, как помрачнело красивое лицо ее наставницы. Матушка Сергия как будто не расслышала вопрос Лизы.