Тёмный рыцарь - Пол Догерти

— Non nobis, Domine, — выкрикнул де Пейн. — Non nobis. Deus Vult! Deus Vult!

Нападающие снова сомкнули ряды, отчаянно стремясь повергнуть рыцаря наземь. Один упал на колени и чиркнул ножом де Пейна по ноге. Рыцарь обрушил ему на голову меч, расколов череп, как гнилую деревяшку, затем взмахнул мечом, будто косил траву, и отсек руку другому злодею, не успевшему отступить. Де Пейн почувствовал, что начинает задыхаться. Он истекал потом, глаза застилала пелена, наваливалась усталость: руки словно налились свинцом, болели запястья, по ноге текла кровь. Четверо убийц всё ещё наступали. Де Пейн посмотрел, что делается у них за спиной: из трактира выбегали новые разбойники, один из них нес арбалет. Рыцарь собрал все свои силы, чтобы встретить бросившуюся на него четверку; зазвенела сталь, заблестели клинки, зазмеились зигзаги кинжалов. Эдмунд пускал в ход все известные ему уловки, слегка раскачивался, уходя от ударов, умело действуя своим клинком, который превратился в сверкающую завесу из стали. Но все же силы оставляли его. Стараясь восстановить дыхание, он запел псалом, и в этот миг первый арбалетный болт, прожужжав у него над головой, поразил одного из нападавших, и тот опрокинулся на спину.

Внезапно где-то рядом громко протрубил рог и дружно грянул боевой клич тамплиеров. Рядом с Эдмундом оказался Парменио. Сержанты ордена преследовали уцелевших злодеев, которые тенями растворялись в темноте соседних проулков. Де Пейн обессилено опустился на колени, потом потерял сознание и рухнул у пьедестала статуи.

— Что ж, возблагодари Бога. Не иначе как сам Архангел Михаил, знаменосец воинства небесного, заслонил тебя от гибели.

Де Пейн смотрел в мутные, водянистые глазки Джона Гастанга, лондонского городского коронера, который явился на подворье тамплиеров завершить расследование спустя три дня после того, что он сам назвал «славным сражением при Куинсхайте». Де Пейн откинулся на толстую поперечину скромного монашеского ложа, которое находилось в самом углу лазарета.

— Как чувствует себя воитель?

— Слаб еще, но уже намного лучше. — Эдмунд бросил взгляд на собравшихся у двери Майеля, Беррингтона, Изабеллу и Парменио.

— Один порез, больше ничего, — усмехнулся Майель. — Еще одна победа доблестного рыцаря, на сей раз не придавленного телом лошади на узкой тропинке в лесу, где спасти его могли только тамошние эльфы. Нет-нет, Эдмунд, ты блестяще сражался против врагов, проявив своё боевое искусство.

— И не было рядом священника из лесной часовенки, — поддразнила его Изабелла, — не было и лесного народца, который вовремя подоспел на выручку. Всех врагов сразили твоя могучая рука и твой меч.

Майель и Изабелла продолжали дурачиться, пока Гастанг не поднял руку, призывая их к молчанию.

— Мы во владениях Ордена рыцарей Храма, — торжественно произнес он и прикоснулся к висящим на шее чёткам, а потом уже сделал добрый глоток из поднесенного ему Изабеллой кубка с вином. — Достойнейший господин де Пейн, за твое здоровье пьют во всех трактирах от Куинсхайта до Галерных ворот, до самого Тауэра и еще дальше. — Он наклонился к рыцарю, дохнув на него ароматом кларета. — Ты хотя бы знаешь, что зарубил одиннадцать человек?

— Кто они такие?

— О! Как коронер я вынес постановление о том, — Гастанг улыбнулся, — что их смерть вызвана причинами отнюдь не естественными, однако, — он довольно хмыкнул, — вполне заслуженными, вполне. Тебе, доблестный рыцарь, выражает глубочайшую признательность совет города Лондона. Тебя ввели в заблуждение и заманили в ловушку — так считали злодеи. Тот человек, который пришел сюда, назвался Мартином Фицосбертом? Враньё! Никакой он не писарь, а Питер Святоша, прирожденный мошенник, который прикидывался то сельским священником, то благочестивым монахом. Его хорошо знали и я, и здешние шерифы, и церковная стража. Врать он умел, как никто другой, такой дар у него был. — Гастанг протянул руку и ласково потрепал де Пейна по щеке. — Не стыдись, он много кого провел и сбил с толку. Служил у злодеев приманкой. Но уж больше он никого не проведет! Ты, размозжив ему голову, выколотил оттуда всю хитрость и коварство. А за Мортевалем мои люди охотились уж не первый год. Он профессиональный наемный убийца, господин мой Эдмунд, — головорез, sicarius,[113]«ночная птица». У него на совести больше загубленных душ, чем у меня было скоромных обедов. Ну что ж, больше он убивать не сможет. Твой клинок выпустил из него всю кровь через глотку. — Гастанг явно наслаждался своими разглагольствованиями. — А карлик, хозяин «Света во тьме»? Он был самым неутомимым поставщиком жертв для разбоя во всём нашем городе. Теперь же он, со сломанной шеей, отправился терпеть вечные муки. Да уж, — коронер недобро усмехнулся, — за многое мы должны тебя благодарить. И в то же время тебе просто неслыханно повезло.

— Меня обманули, поймали на удочку.

— Несомненно. Указ по поводу Уокина взбудоражил многих.

— Но меня-то зачем понадобилось убивать?

— А вот это мне неведомо. — Гастанг сидел спиной к остальным; неожиданно он прищурился, и де Пейн вдруг понял, что коронер вовсе не такой простак, каким старается казаться. — Одно могу сказать, доблестный рыцарь Храма; кто-то, у кого есть немалые деньги, пожелал именно твоей смерти. Другой воин их не устраивал.

— Но почему же? — не унимался де Пейн.

— Да потому что мы ведем на них охоту, — отозвался с другого конца комнаты Беррингтон. — И возглавляете её вы с Парменио, это нашему врагу известно. — Он подошёл и присел на корточки возле ложа. Его узкое лицо с широкими скулами выражало озабоченность. — Это сложная, продуманная стратегия, Эдмунд. Уокин нанял подставных лиц и профессиональных убийц, чтобы убрать с дороги тебя, потому что ты ведешь охоту на него. — Беррингтон помолчал. — На Майеля тоже напали, недалеко от Лондона. Какие-то негодяи в масках и капюшонах пытались ссадить его с коня по дороге на Вудфорд. За мной в городе кто-то следил. Должно быть, Уокин в ярости. Ведь королевский указ натравил на него всех жителей королевства. Вот он и решил нанести удар первым, в этом я уверен.

Беррингтон похлопал де Пейна по плечу и поднялся на ноги. Эдмунд взглянул на Изабеллу, сиявшую красотой; ее голову покрывал монашеский плат с газовой вуалью. Она улыбнулась ему сквозь слезы радости.

— Их затея провалилась. — Парменио, стоявший в сторонке, выступил вперед и посмотрел на де Пейна. — Тем не менее, почтенный коронер совершенно прав. Это нападение в Куинсхайте задумал и организовал некто, обладающий большим коварством и немалыми деньгами.

Коронер, снова приложившись к своему кубку, часто-часто закивал.

— Да, да, еще бы! — Он причмокнул. — Ведь надо было кого-то купить, кого-то подкупить, кому-то что-то пообещать, а кому-то и пригрозить.

— Мы не захватили пленных.

— Ни единого, — подтвердил коронер. — Ваши два сержанта убиты, царствие им небесное. Злодеи изрублены на куски. Те, кто был еще жив, вскоре скончались, стеная от боли и бормоча что-то непонятное. Так что понадобятся годы, чтобы выведать, кто устроил такую коварную ловушку, — если это вообще удастся выведать. Питер Святоша был самым талантливым притворщиком во всем Лондоне, его задешево не наймешь. А кстати, — коронер ткнул пальцем в Парменио, — как ты догадался? Если бы ты прискакал с подмогой чуть позже…