Дж. Д. Сэлинджер. Идя через рожь - Кеннет Славенски
Шрифт:
Интервал:
Последней фразой в рассказе сержант Икс выражает уверенность, что «у него, безусловно, есть надежда вновь обрести способность функ-ф-у-н-к-ц-и-о-н-и-р-о-в-а-т-ь нормально». В этих словах можно расслышать тиканье часов, которые, не сомневается читатель, сломаны не бесповоротно. Так Сэлинджер утешает своих бывших товарищей по оружию, внушает им надежду.
То, что рассказ «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью» написан ветераном войны, испытавшим такое же посттравматическое нервное расстройство, что и главный герой, придает ему нравственную весомость. При этом Сэлинджер пишет не о себе, не чтобы во всеуслышание заявить о том, что ему лично пришлось пережить. Схожесть его судьбы с судьбой главного героя всего лишь гарантирует подлинность рассказанного. Мы сейчас узнаём в сержанте Икс Сэлинджера, но в послевоенные годы ветераны узнавали в нем себя.
Автобиографичность рассказа — не в датах, событиях или антураже, а в созвучии между духовно-эмоциональным состоянием автора и его персонажей. Когда Эсме говорит в кафе, что «вырабатывает в себе чуткость», ее слова перекликаются с решением Сэлинджера быть мягче и добрее к людям, о котором он писал из девонширского городка весной 1944 года. На фронте Сэлинджер, как и сержант Икс, утратил эту решимость, но теперь Эсме призывает его вспомнить о ней. То есть рассказ должен был помочь исцелиться не только прошедшим войну читателям, но, надеялся Сэлинджер, и ему самому.
Номер «Нью-Йоркера» с рассказом «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью» вышел 8 апреля 1950 года. Это была единственная публикация Сэлинджера за довольно продолжительный период — с апреля 1949-го но июль 1951-го. Успех рассказа превзошел все ожидания, благодарные читатели обрушили на автора поток восторженных писем. Двадцатого апреля Сэлинджер с радостным удивлением написал Гасу Лобрано, что он уже получил на «Эсме» больше читательских отзывов, чем на любую другую свою вещь. Публика с предвкушением ждала от него новых рассказов. Однако Сэлинджер не стал размениваться на журнальные публикации и пилотную засел за столь дорогой его сердцу роман о Холдене Колфилде.
Задача перед ним стояла невероятно сложная. В его распоряжении имелось некоторое количество разрозненных рассказов, самые ранние из них он написал аж в 1941 году. С течением времени его взгляды и убеждения менялись, поэтому фрагменты будущего романа, которыми он располагал в конце 1949 года, были написаны по-разному и о разном. Сэлинджеру предстояло из этого неоднородного материала выстроить цельное произведение. Чтобы целиком посвятить себя этому труду, требовавшему полной сосредоточенности, Сэлинджер постарался отгородиться от всего, что могло бы его отвлекать.
В последние месяцы работы над романом «Над пропастью во ржи» Сэлинджер начал проявлять еще больший, чем прежде, интерес к дзен-буддизму. В 1950 году он познакомился и подружился с Дайсэцу Тэйтаро Судзуки, известным философом и популяризатором дзена. Сэлинджеру было близко и понятно стремление Судзуки объединить восточную мудрость с христианской мистикой. Увлечение философией дзен-буддизма и вера в тесную связь искусства с духовностью закономерно привели Сэлинджера к тому, чтобы уподобить творчество медитации. Еще на фронте во Франции он находил духовную поддержку в литературном труде, а вскоре после возвращения домой понял, что в дзен-буддизме творчество также считается разновидностью духовной практики. Благодаря ей сам он легче перенес период послевоенной подавленности, а его произведения приобрели более гармоничное звучание.
Работа-медитация требовала от Сэлинджера строгого уединения и полной сосредоточенности. Шум и суета, царившие вокруг с тех пор, как к нему пришла слава, мешали ему работать. Поэтому он превратил Уэстпорт в свой персональный монастырь, в тиши которого он мог беспрепятственно творить и молиться, собирать из фрагментов книгу о Холдене Колфилде.
В 1961 году в журнале «Тайм» утверждалось, что Сэлинджер якобы дописывал «Над пропастью во ржи», «добровольно заточив себя в карцер на Третьей авеню с видом на надземную эстакаду метро… Пока книга не была закончена, он сидел под замком, питаясь фасолью и заказанными по телефону сэндвичами». Нарисованная в «Тайм» картинка забавна, но малоправдоподобна. Имея возможность сколь угодно долго оставаться в уэстпортском уединении, Сэлинджер тем не менее испытывал время от времени приступы одиночества и тогда приезжал в Нью-Йорк повидаться с родными и друзьями. В эти-то наезды летом 1950 года он и устраивался поработать и «карцере на Третьей авеню», а точнее, в кабинете кого-нибудь из отбывших в отпуск редакторов «Нью-Йоркера» — в журнале вообще было заведено при необходимости выделять постоянным авторам рабочее место в стенах редакции.
Нельзя, впрочем, сказать, что в Уэстпорте Сэлинджер был совсем уж одинок. Его «развлекал и составлял ему компанию» ризеншнауцер Бенни. Сэлинджер был чрезвычайно привязан к своему псу и говорил о нем с таким же восторгом, с каким счастливые родители говорят о любимом чаде. После всего, через что им вместе пришлось пройти, начиная с Германии и заканчивая Коннектикутом, Бенни, похоже, единственный всегда понимал Сэлинджера. «Этой собаке не надо ничего объяснять, — с гордостью писал он о Бенни. — Она сама соображает, что бывают моменты, когда человеку не интересно ничто, кроме его пишущей машинки».
Сэлинджер рассматривал творчество как духовное упражнение, но это не мешало ему делать все, чтобы обеспечить плодам своего творчества достойное место в материальном мире. Так, едва перебравшись в Уэстпорт, он нашел издателя для своего будущего романа. Осенью 1949 года редактор издательства «Харкорт Брейс» Роберт Жиру через редакцию «Нью-Йоркера» послал ему письмо с предложением издать сборник его рассказов. На письмо Сэлинджер не ответил, зато в ноябре или декабре внезапно для всех лично явился в издательство. Выпускать сборник Сэлинджер не захотел, но зато он припас для Жиру более соблазнительное предложение.
«Мне позвонили из приемной и сказали, что меня желает видеть мистер Сэлинджер, — вспоминает Жиру. — В кабинет вошел высокий человек с длинным лицом и грустными черными глазами и начал с порога: «Издавать надо не рассказы, а роман, который я сейчас пишу». «Не хотите сесть на мое кресло? — предложил Жиру. — А то такое впечатление, будто это не я, а вы — издатель». «Нет, — ответил Сэлинджер. — Если захотите, потом можете издать и рассказы. Но сначала, по-моему, должен выйти мой роман о парнишке, как он на рождественские праздники оказался в Нью-Йорке».
Жиру был приятно удивлен предложением Сэлинджера. Учитывая обрушившуюся на писателя славу, Жиру полагал, что того осаждают предложениями все американские издатели. Он с радостью пообещал издать роман, как только тот будет закончен. Устный договор редактор и писатель скрепили рукопожатием. У Сэлинджера как гора с плеч свалилась — издатель найден, и теперь можно спокойно сосредоточиться на работе.
Похожая история произошла позже, летом 1950 года. Восемнадцатого августа Сэлинджер получил письмо из Англии от главы и основателя издательского дома «Хэмиш Хэмилтон» Джейми Хэмилтона. На британского издателя такое сильное впечатление произвел рассказ «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью», прочитанный им в «Уорлд ревью», что он лично обратился к Сэлинджеру: сообщил, что, возможно, «еще много лет» будет возвращаться мыслями к «Дорогой Эсме», и поинтересовался, на каких условиях можно заполучить права на издание рассказов писателя в Британии. Вместо сборника рассказов Сэлинджер предложил Хэмилтону, как и Жиру, права на британское издание «Над пропастью во ржи».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!