Жестокая Земля. Двойная тень - Антон Грановский

– Детектив Ник Бойцов ушел, – отчитался капитан. – Псионики ликвидированы.

– Хорошо. Хотя… – Генерал Якуба замолчал и после недолгой паузы проговорил: – Думаю, скоро все это не будет иметь значения.

– Что вы имеете в виду, господин генерал? – осведомился Двадцать Пятый.

– Вокруг нас творится нечто несусветное. Сегодня мой автолет превратился в старенькую машину, работающую на двигателе внутреннего сгорания. А моя золотая авторучка – в птичье перо, перепачканное чернилами. Эти вещи деградировали.

Двадцать Пятый стиснул зубы.

– Наглость псиоников переходит все границы, – процедил он.

– Возможно, – устало отозвался генерал Якуба. – Но я уже не уверен, что во всем виноваты псионики. Ладно, капитан, отставить болтовню. Продолжайте поиски. Ник Бойцов что-то знает. А мы сейчас готовы выслушать любого. Даже того, кто не хочет добровольно раскрывать рот. Вам все ясно?

– Да, господин генерал.

– Выполняйте!

Пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли, Ник не заметил, как до крови прикусил нижнюю губу.

Ему вдруг живо вспомнился один давний разговор. Он в то время увлекался «живой электроникой» и даже пробовал реставрировать кое-какие антикварные безделушки, которые доверили ему друзья (а в то время у него были друзья).

В воскресный день Ник сидел на полу в домашних брюках и старой любимой майке. Во рту дымилась сигарета, глаза щурились от дыма. Ник пытался привести в порядок антикварную куклу, изображающую какого-то сказочного персонажа – мальчугана с длинным носом.

Анна сидела в кресле, поджав под себя стройные ноги, с электронным журналом в руках, разглядывая картинки и заголовки и то и дело бросая взгляды на Ника – она любила наблюдать за тем, как он мастерит.

Заменив испорченный чип, дающий жизнь рукам и ногам куклы, Ник занялся электронной начинкой головы.

– Ник, – позвала Анна.

– Что? – отозвался он, не прерывая работу.

– Я хочу тебя кое о чем спросить. Только, пожалуйста, не сердись.

Ник глянул на жену из-под бровей и улыбнулся.

– Ты меня пугаешь, – весело сказал он и снова опустил взгляд на куклу. В руках у него были микроинструменты, и он чувствовал себя немножко механиком, немножко хирургом. В сущности, так оно и было.

Анна посмотрела на куклу и вдруг спросила:

– Ник, ты когда-нибудь думал о ребенке?

– О каком ребенке? – не понял он.

– О нашем. О том, которого мы могли бы родить.

Ник остановился. Внимательно посмотрел на жену поверх головы электронного мальчугана и сказал:

– Нет, не думал.

– Почему?

– Потому что меня все в тебе устраивает.

– Разве это причина?

– Конечно. Мы с тобой любим друг друга, и у нас все в порядке.

– Но ребенок…

– Ребенок – это клей, призванный склеить брак, который трещит по швам. – Ник улыбнулся и добавил, смягчив голос: – Милая, нам с тобой клей не нужен, мы и так прочно друг за друга держимся. Я ведь прав?

Анна на секунду задумалась, затем улыбнулась и кивнула:

– Да. Ты прав.

Казалось, она проговорила это с облегчением.

– Чему это ты улыбаешься? – с напускной подозрительностью спросил Ник.

– Твоим словам. Ты развеял мои опасения. Я тоже никогда не помышляла о ребенке, а сейчас вдруг подумала: что, если со мной что-то не так? Женщине ведь полагается мечтать о ребенке. В этом – ее призвание.

– Это может быть призванием для собаки или кошки, – возразил Ник. – У человека призвание другое, в этом можешь не сомневаться.

– Значит, со мной все в порядке?

– В полном, – ободряюще произнес Ник.

– И я не думаю о ребенке просто потому, что мы с тобой слишком сильно любим друг друга, верно?

– Верно.

– И наш брак самодостаточен?

– Абсолютно.

Ник соединил контакты и пустил проверочный импульс. Носатый мальчуган открыл глаза, посмотрел на Ника и проговорил невнятным электронным голосом, мало похожим на голос живого человека:

– Коми тюа, ото-сан![3]

– И тебе того же, – пожелал парнишке Ник.

Кукла похлопала глазами, затем повернула голову, взглянула на Анну и, растянув резиновые губы в улыбке, громко произнесла:

– Мама, ватаси ва аната но ски![4]

Анна слегка побледнела, но Ник этого не заметил.

– Ты, безусловно, прав, – сказала она. – Но когда-нибудь нам все равно придется это сделать.

– Зачем?

– Затем, что так принято. Продолжение рода, и все такое. Разве это не достаточная причина?

– Для зверей – возможно, – продолжил гнуть свою линию Ник. – Но мы с тобой не звери. Или точней – не только звери. Мы с тобой – пневматики, существа с душой, и значит, после смерти мы попадем в Рай. Разве тебе не нравится такая перспектива?

Длинноносый мальчик, который явно прислушивался к их разговору, вдруг спросил, перейдя на незнакомый язык:

– Mom, I have become a living boy?[5]

Анна наклонилась, протянула руку к мужу и легонько взлохматила ему волосы:

– Болтун ты, а не пневматик. А как же древний Бог Яхве? Он ведь, кажется, сказал: «Плодитесь и размножайтесь!»

– Это он сказал, не подумавши.

– Уверен?

Ник поцеловал ее руку:

– Да.

– Ну, тогда я спокойна.

Анна снова откинулась на спинку кресла, взяла со стола журнал и погрузилась в чтение.

– I probably will never become a living boy…[6]– проскрипел игрушечный парнишка, и в голосе его Нику почудились нотки неизбывной грусти.

…«Пневматики, – остервенело подумал Ник, глядя в окно вертушки. – Существа с душой… Откуда ей взяться, этой душе, если мне от роду несколько дней? В сущности, я такой же чистый лист, как любой младенец. С той лишь разницей, что не только память, но и само мое существование находится под вопросом».

Странная, бесцветная Область Незавершенного проносилась под автолетом. Монохромная и тусклая, она была похожа на набросок города, сделанный неопытным учеником.