Прорыв начать на рассвете - Сергей Михеенков
Шрифт:
Интервал:
Никто ничего ему не отвечал. Люди бежали вправо и влево, вперёд и назад. И каждый из них тоже что-то кричал, в том числе и ему, Власу, до недавнего времени красноармейцу Власенкову, а теперь солдату боевой группы майора Радовского, а точнее – Старшины. Немного погодя он потерял направление, куда бежать? Сел со своей ношей на корточки и вдруг увидел, что мимо пожилой дядька ездовой гонит коня, запряжённого в сани. В санях, в кровавых бинтах лежали, вцепившись друг в друга, раненые. Влас вскочил и кинулся навстречу:
– Сто-о-ой!
– Ты что! Не видишь, раненых везу!
– У меня тоже раненый человек!
Перекошенное страхом лицо ездового мелькнуло над крупом коня.
– Возьми сестрёнку, отец. – И Влас протянул девушку к саням, в которых совершенно не было места даже для такого маленького и тоненького тельца.
– Давай скорей!
Влас положил сестру в ноги лежавших в обнимку раненых. Ездовой огрел коня кнутом. Влас какое-то время бежал рядом, боясь, что девочка выпадет из саней. Но не выпала. Ездовой одной рукой ухватил её за шинель и так держал, не выпуская.
Старшину и всех своих Влас отыскал в лесу, после боя. Все были целы. Подольский посмотрел на него и хмуро сказал:
– Ты весь в крови.
Он молча нагнулся над лужей, черпая широкими ладонями талую воду, умылся и вытер лицо и руки полами ватника. О том, что произошло несколько минут назад, и о том, как он выходил, рассказывать не стал. Никто его об этом и не спрашивал.
Ночью, у костра, когда они сушились и хлебали жидкую баланду, Влас сразу узнал в генерале того, кто приказал ему во время боя нести раненую девушку. И снова никому ничего не сказал…
Командарм смотрел на своих бойцов. Усталые, вымотанные, голодные. Но в глазах почти у всех светится жажда выйти. Попадались и другие глаза, они смотрели на него из-за деревьев, из-за спин товарищей – испуганные, затравленные, приготовившиеся к худшему. И тех, и других нужно было выводить. Скорее. Как можно скорее. Пока не иссяк порыв. Пока жива надежда. Продовольствия нет. Патронов нет. Медикаментов нет. Надежда пока есть.
– Утром, ребята, поднажмём как следует и – дома. Утром к Угре выйдем, – говорил он. – Раненых не бросать… Пока мы вместе, мы – армия. Видите, они к нам не подходят. Боятся. Пока мы вместе – мы всё ещё сила.
Старшина Нелюбин, сидевший на краешке саней, возле Маковицкой, которая уже несколько часов не приходила в сознание, встал и пошёл к костру. Он издали видел, что к их взводу подошёл командарм. Старшина выступил к огню на озарённое пространство, и старательно, чтобы выглядеть соответственно своему званию, приложил ладонь к каске:
– Здравия желаю, товарищ генерал.
– А, старшина! – узнал его командарм. – И вы тут? Давненько не виделись. – И вдруг спросил: – Медаль-то за Наро-Фоминск получили?
Старшина Нелюбин молча махнул рукой.
– Значит, заволокитили наши канцеляристы… Вот выйдем, разберусь.
– Да бог с ней, с медалью, товарищ генерал. Не за медали воюем.
– Спасибо тебе, старшина. – И командарм здоровой рукой обнял старшину Нелюбина. – Спасибо вам всем, ребята. Всем.
Переходя от костра к костру, он вскоре вышел на полянку, где расположились остатки его оперативной группы.
– Разведчики вернулись? – спросил он в темноту.
– Нет, пока не вернулись, – ответила темнота.
Он вздохнул. Всё чаще разведгруппы не возвращались назад. Он уже знал, что это означало…
– Отправляйте ещё две группы. Немедленно.
Под сосной сидели радист и шифровальщик.
– Связь есть?
– Рация работает на приём. Сели батареи. Только на приём, товарищ генерал. – Голос у радиста тихий, виноватый.
Две рации с новыми батареями остались на большаке. В повозку, в которой ехали связисты штарма со своим имуществом, попал снаряд. Всё разнесло вдребезги. Эту рацию подобрали уже где-то по дороге. Батареи сели.
– Попытайтесь, голубчик, передать наши координаты. Я понимаю, что батареи… И всё-таки попытайтесь.
И радист начал предавать шифровку, сообщая в штаб в Износки координаты Шумихинского леса.
Командарм отошёл от костра и замер на границе бледного, дрожащего света и такой же бледной и неверной тьмы. Прислушался. Тишина леса и ближайшего пространства пугала. Настораживала. Отнимала надежды и слишком дальняя канонада на северо-востоке, в стороне Износок. А правее и вовсе было тихо. Значит, Голубев брешь не пробил. Остался, старый битый лис, на своих позициях. Кондратьев не в силах прорвать фронт в одиночку. Боится оголить другие участки, чтобы достаточно сил направить для очистки коридора. Наверняка пьёт. Онуприенко… Остался ты один, генерал Ефремов. Что будешь завтра делать, если путь к Угре закрыт? Если никаких плацдармов на этом берегу нет? Если переправляться на ну сторону не на чем? И если при этом по берегу будут установлены немецкие пулемёты? Время благоприятного выхода упущено. Реки, которые можно было перебегать по льду в считанные секунды, превратились в почти непреодолимые препятствия. Ну, да ничего, ничего, успокаивал он себя. Он знал, что солдаты и командиры будут идти за ним, покуда сам он идёт и окликает идущих рядом: «Вперед! Вперёд!» Так и выйдем. Должны выйти. И завтра – решающий бросок.
Он осторожно вытащил руку из перевязи, распрямил её и резко поднял раз-другой. Сразу почувствовал, как по спине, по ложбинке позвоночника, то останавливаясь, то торопясь, скользнула вниз тёплая липкая струйка. Нет, эта рана – пустяк. Она не помешает ему стрелять из винтовки. Он вспомнил, что в обойме его ТТ осталось всего несколько патронов. Кажется, три. Да, именно три. И подумал: достаточно… А в бою понадобится винтовка. Всего лишь навсего.
Разведка вернулась перед рассветом. Двоих принесли в плащ-палатках. Остальные тоже смотрели невесело. Командарм сразу понял: что-то там, на Угре, неладно. Лейтенант в распахнутом изодранном полушубке разлепил запёкшиеся усталостью губы, вскинул ладонь:
– Путь к Угре есть, товарищ генерал. Тропа. Сани и повозки там не пройдут. Их придётся бросить. Коней вести в поводу. – Лейтенант опустил руку.
– Где наши, лейтенант? Наших нашли?
– Наши на том берегу, товарищ генерал. В деревнях по этому берегу – немцы. По большаку Кобелево – Климов Завод курсируют танки. В Ново-Михайловке немцы. В Жарах и Тарасовке тоже немцы. В Климове Заводе большой гарнизон. Танки, грузовики, мотоциклы. Похоже, именно оттуда они перебрасывают в нужные места мобильные группы. Усиливают их танками и бронетранспортёрами с одиночными орудийными расчётами.
– Что ж, невесёлые ты вести принёс, лейтенант…
Перед выходом капитан Камбург привёл к командарму председателя колхоза из партизанского отряда.
– Вот, Михаил Григорьевич, лучшего проводника нам не найти.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!