Приют вечного сна - Антон Грановский

– Подожди здесь.

Женщина замирает на пороге, прижав руки к груди.

Войдя в спальню, Беглов закрывает за собой дверь на щеколду. Ну вот, теперь им никто не помешает. Отец лежит на кровати, худой, морщинистый, долговязый. Даже во сне с его лица не сходит выражение наглой самоуверенности.

Беглов останавливается возле кровати и тормошит отца за плечо.

– Вставай!

Отец открывает глаза и несколько секунд тупо смотрит на сына. Затем его толстые губы растягиваются в усмешку. Он хочет что-то сказать, но не успевает – кулак Беглова с размаху врезается ему в губы.

Игорь бьет спокойно, тщательно рассчитывая силу ударов. Раз, второй, третий. Он видит сломанные зубы отца, его окровавленные губы. Четвертый удар ломает нос. Отец кричит и пытается встать, но каждый раз Беглов ударом прибивает его к кровати. Он слышит, как за дверью плачет и бьется о дверь мать. В конце концов, отец прекращает попытки подняться, у него больше нет сил. Устал и Беглов.

Он приближает свое лицо к лицу отца и прислушивается. Мужчина дышит тихо, но все-таки дышит. Тогда Игорь снимает со спинки кровати полотенце, смачивает его водой из графина и тщательно вытирает окровавленные кулаки.

Затем идет к двери. Мать с воплем врывается в спальню.

«Я все сделал, мама», – хочет сказать Беглов. Но женщина отталкивает его и мчится к кровати. Она трясет отца и что-то кричит, но настолько сумбурно, что Игорь не может разобрать ни слова. В конце концов, слышит что-то вроде:

– Зверь… Родного отца… Звереныш! Будь ты проклят!

Беглов удивленно смотрит на мать. Вот оно что… Значит, долгие годы она обманывала его… Значит, избиения и оскорбления были чем-то вроде игры, игры по правилам, которые полностью устраивают обоих игроков… В душе Игоря поднимается злость. Он вдруг понимает, что много лет противостоял не только отцу, но и матери. Маленький мальчик против двух заговорщиков, которые, разыгрывая перед его глазами драму, тихо смеялись у него за спиной.

Когда мать подбегает к нему, чтобы ударить, сын ловит ее руку. Потом пружинисто поворачивается и, подхватив дорожную сумку, выходит из квартиры, чтобы никогда уже сюда не возвращаться.

Сотни раз картина ухода из дома всплывала в памяти Игоря Валерьяновича Беглова, терзая его душу, но сейчас… На этот раз все было иначе.

– Игорь! – окликнула его мать.

Он остановился. Медленно обернулся. Мать подошла вплотную, внимательно глядя ему в глаза. Несколько секунд оба молчали, потом мать положила ему руки на плечи и тихо сказала:

– Ты все правильно сделал, сынок.

– Прости меня, мама! – Беглов заплакал, схватил мать за худые плечи, прижал ее к себе. – Прости меня!

– Ничего. – Мать погладила Игоря ладонью по спине. – Ничего, все будет хорошо… Все образуется…

– Ульяна! – крикнул Иван. – Ульяна, хватит!

Он поймал ее руку. Девушка уставилась на оператора непонимающим взглядом.

– Ты что?

– Хватит, – повторил Иван, – ты ему уже ничем не поможешь. Он умер.

Ульяна перевела взгляд на командора. Беглов лежал на диване бледный, осунувшийся, неподвижный. На губах его застыла улыбка.

Ульяна взглянула на свои окровавленные руки, и внезапно ее передернуло. Встав с кресла, она пошла к раковине. Открыла горячую воду, взяла мыло и стала намыливать руки – и все молча, как-то оцепенело, словно вдруг превратилась в пластикового истукана.

Иван Рогов некоторое время тревожно смотрел на нее, потом протянул руку к лицу командора и закрыл ему глаза.

– Ну что? – окликнул с другого конца комнаты связанный Круглов. – Кончился? Туда ему и дорога!

Ульяна закрутила кран, вытерла полотенцем руки, потом подошла к повару, размахнулась и влепила ему пощечину. Голова Круглова резко мотнулась в сторону, а на щеке остался красный отпечаток ладони Ульяны.

Она хотела ударить еще, но подскочивший Иван поймал ее за кисть и втиснулся между ними.

– Не надо, Ульяна! Это ничего не изменит!

Девушка отвернулась. Прошла на негнущихся ногах к креслу, медленно в него опустилась и вдруг зарыдала.

– Эй, а командор-то сдох! – крикнул повар Круглов с какой-то исступленной злой веселостью. – Командор сдох! Командор сдох! Командор сдох!

Рогов схватил повара за грудки, тряхнул его и прорычал:

– Заткнись, или я сам сверну тебе шею…

Круглов перестал кричать, испуганно взглянул оператору в глаза и стер усмешку с губ. Иван выпустил кофту повара из своих огромных лапищ, выпрямился и подошел к Ульяне.

Он хотел утешить ее, но та сделала рукой отстраняющий жест и сказала сиплым от слез голосом:

– Я в порядке. Почему ты не снимаешь? Мы ведь снимаем фильм, помнишь? Бери камеру и снимай.

* * *

Антон шагал по коридору, все больше и больше свирепея. Что-то произошло с его моторикой. Или с памятью. Он никак не мог сориентироваться, в каком направлении ему идти. Попробовал идти в одну сторону – наткнулся на душевую. Попробовал в другую – дошел до развилки. Свернул налево, прошел двадцать метров и вдруг понял, что идет по жилому отсеку и вскоре подойдет к кухне. А там он уже был.

Васильев остановился, повернулся и зашагал обратно. На развилке снова замер и стал затравленно озираться по сторонам. В его голове царил сумбур.

И вдруг Антон что-то почувствовал… Нужно было идти направо! И он пошел направо. Стремительно зашагал по коридору, не обращая внимания на мерцание ламп. Прошел несколько шагов и остановился у входа в одну из комнат. Протянул руку и нажал на ручку. Дверь оказалась открытой.

Антон вошел, включил свет. Это было жилище биолога Тучкова. Постояв несколько секунд на пороге, Васильев подошел к шкафу, распахнул дверцу и обшарил карманы висевшего там потертого пиджака. В боковом кармане нащупал что-то, похожее на сухие хлебные крошки. Сгреб их в щепоть и достал.

Это и впрямь были крошки, только черные. Среди них нашлось что-то вроде крохотной черной веточки, похожей на засушенную лапку какого-то насекомого.

В сознании Антона что-то замерцало: биолог Тучков… белый контейнер… Вот оно что! Тучков вскрыл контейнер и припрятал его содержимое. Старый клоун понимал, что, как только приедут спасатели и представители спецслужб, шансов узнать, что было в контейнере, у него не останется. И решил рискнуть. Должно быть, надеялся получить Нобелевскую премию.

Антон усмехнулся, помял черные крошки-веточки в пальцах, понюхал их, положил одну крошку на язык, разжевал, но сморщился и выплюнул на пол. Непонятно почему, черные крошки притягивали его. Тогда он снова положил их на язык и снова разжевал. Потом проглотил получившуюся кашицу.

Тотчас мир вокруг преобразился, наполнился яркими цветами и мягкими звуками, а тело Антона, измотанное и усталое, вдруг наполнилось силой и мощью. Антон расправил плечи и засмеялся. Господи, как хорошо!