Великие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

За границей Мария Сергеевна нашла себе мужа, генуэзского маркиза (позднее герцога) Гаэтано де Феррари, который то ли поверил в ее историю, то ли сделал вид, что верит, собираясь воспользоваться ею в своих интересах. Супруги поселились в Италии, в замке на острове Герда, расположенном на одноименном озере. Ни Константин Николаевич, ни Александра Иосифовна, ни кто-либо другой из императорской семьи с Марией больше не виделись. Однако историю эту, по-видимому, часто вспоминали при Дворе, и она обрастала все новыми и новыми подробностями. 18 февраля 1857 г. Анна Тютчева записала в дневнике: «Вчера вечером я узнала довольно интересные подробности о деле m-lle Анненковой, возбудившем прошлой осенью всеобщее любопытство и всякие догадки. Вчера вечером за чаем государь получил депешу от великой княгини Марии Николаевны, в которой, между прочим, она говорила, что m-lle Анненкова снова исчезла, после того как ее одно время разыскал ее отец. Завязался разговор на эту тему, и государь и государыня рассказали мне следующую историю, в которой очень трудно разобраться. Во время нервных припадков m-lle Анненкову магнетизировала великая княгиня Александра Иосифовна. Анненкова впадала в состояние сомнамбулизма, во время которого ей бывали откровения из сверхчувственного мира; она видела сонмы небесных сил, впадала в экстаз, вступала в сношения с духами; ей являлась Мария-Антуанетта, которая открыла ей, что она вовсе не то лицо, за которое себя считает, – не дочь своего отца, но дочь герцога Ангулемского и одной датской принцессы, правнучка Карла X и внучатая племянница Людовика XVI и Марии-Антуанетты, доказательство чему она найдет на образе, находящемся у ее так называемого отца, который сомнамбула описала. Образ действительно нашелся у г-на Анненкова и был прислан сюда. С обратной стороны образ был покрыт розовой тафтой, а под тафтой на доске оказалась надпись: „Этот образ принадлежит Марии Бурбон“.

Анненков был очень удивлен, ему ничего не было известно о надписи, и он дополнил роман, сочиненный его дочерью, следующими данными: его собственный отец был женат на молодой девушке, усыновленной семейством Прозоровских (это именно была принцесса Матильда Датская), он имел от нее сына, теперешнего г-на Анненкова, и умер. Вдова поселилась за границей, от времени до времени она возвращалась в Россию, но всегда ненадолго, жизнь ее за границей была окутана таинственностью, так что ее сын не знал даже ни места, ни времени ее смерти. Вероятно, за границей эта г-жа Анненкова – она же принцесса датская – вышла замуж за сына герцога Ангулемского, жившего в Австрии под именем графа Рейхенбаха, и от него имела эту дочь, Марию Анненкову, сомнамбулу. Остается непонятным, каким образом эта девочка с рождения своего очутилась в доме своего брата, который считал ее своей дочерью и как таковую воспитывал до того момента, как откровения Марии-Антуанетты возвестили высокое происхождение этой молодой девушки. У г-на Анненкова была дочь, родившаяся такой хилой, что доктора тут же объявили, что она не может жить. На другой день после этого в колыбели нашли толстенького и здорового ребенка, которого накануне оставили тщедушным и умирающим. Няня ребенка была в услужении у г-жи Анненковой-матери, и перед смертью она покаялась г-ну Анненкову, что совершила по отношению к нему великий грех, который, однако, она отказалась точнее объяснить. Таким образом, настоящая дочь г-на Анненкова была подменена сестрой его, дочерью его матери от второго брака с сыном герцога Ангулемского…

В эту нелепую сказку, которую маленькая негодница упорно повторяла с неимоверной наглостью, сочинив ее совместно с отцом, человеком совершенно разоренным, с целью вытянуть деньги и другие выгоды от императорской семьи – в эту сказку благоговейно уверовала великая княгиня Александра Иосифовна, которая так много и так часто повторяла свои магнетические опыты, что кончила тем, что с ней сделался выкидыш и она чуть не сошла с ума. Императрица в то время была здесь одна, так как государь и великие князья находились в Николаеве; она разобрала дело со свойственным ей спокойствием и хладнокровием; присутствуя на магнетическом сеансе, она, однако, не была введена в заблуждение комедией, великолепно разыгранной молодою девушкою; она решила отправить ее за границу для поправления здоровья, и, невзирая на слезы и отчаяние великой княгини, страстно любившей эту девушку, та должна была уехать в сопровождении г-жи Берг, первой камер-фрау великой княгини, которая казалась уравновешенной и рассудительной женщиной и до тех пор не давала себя обмануть ясновиденьем Анненковой. С тех пор императрица получала от Анненковой письмо за письмом; эти письма были написаны ею в состоянии сомнамбулизма от имени Марии-Антуанетты, которая требовала, чтобы Анненкова была признана принцессой Бурбонской и ей были обеспечены почести и положение, присущие ее званию. Она писала и государю, обещая ему, что она, Мария-Антуанетта, откроется ему, если он согласится иметь свидание с Марией Анненковой. Государь, возвращаясь из Николаева, заехал к ней в Курск, где она находилась в то время перед отъездом за границу. Он напомнил ей ее обещание показать Марию-Антуанетту. Она закрыла глаза, вздрогнула и спустя несколько минут сказала: „Это я“, и начала говорить с ним, как будто через нее говорила Мария-Антуанетта, и рассказала свою историю. Однако это государя не убедило. Маленькая негодница в состоянии бодрствования притворялась ничего не ведающей обо всех тех историях, которые она рассказывала во время сна, до тех пор пока в Дрездене ей во сне не явился император Николай, который открыл ей тайну ее рождения.

В последний раз, когда она написала государю и государыне, она грозила им, все в качестве Марии-Антуанетты, что явится им в дворцовой церкви, что она будет видима только им и их духовнику, что она будет в белом платье с зеленым шарфом, признаком вдов. Но когда государь и государыня ответили ей, что они будут очень рады получить такое убедительное доказательство, она ответила им, что предоставляет их неверию, и перестала им писать. С тех пор она скитается по Германии с места на место вместе с г-жой Берг, которая сама ли была обманута или же вошла в обман ясновидящей и находит удобным и приятным путешествовать на казенный счет по красивым местам, – так или иначе сделалась горячим приверженцем Анненковой. Они ускользнули от надзора, чтобы съездить в Париж, рассказали свою сказку Людовику-Наполеону, который был очень ею удивлен. Он сказал, что более всего его удивляет то, что это, несомненно, не сумасшествие, хотя очень похоже на сумасшествие. Эта ложь так часто повторялась той, которая ее сочинила, что она стала для нее реальностью».

Мотивы, которыми руководствовались «маленькая Анненкова» и ее отец, совершенно понятны. Но почему Константин Николаевич и Александра Иосифовна так легко поверили им? Поверили до такой степени, что встал вопрос о вменяемости великой княгини? Для того, чтобы понять это, мы должны вернуться в прошлое на добрых три десятилетия и рассказать историю великого князя и его супруги с самого начала.

После великого князя Александра в семье Николая Павловича и Александры Федоровны рождались только девочки. Одна за другой на свет появлялись принцессы Мария, Ольга и Александра. Александра Федоровна писала в своих воспоминаниях: «Рождение маленькой Марии было встречено ее отцом не с особенной радостью: он ожидал сына, впоследствии он часто упрекал себя за это и, конечно, горячо полюбил дочь». Возможно, это случилось, когда маленькая принцесса немного подросла, а возможно, тогда, когда у Александра наконец появился маленький братик. Наследнику тогда было 9 лет, весьма своенравной Марии – 7, с юных лет рассудительной Ольге – 5, а Александре, которую в семье звали «наш солнечный лучик Адини» – всего два. Казалось, повторяется та же история, что и в начале XIX в.: рядом со старшим братом Александром, которому уделялся максимум внимания, подрастал Константин, потом появились также Николай и Михаил. Но разница в возрасте между старшими братьями была большей, и всем было понятно, что Константин – не конкурент Александру. Их никто не сравнивал, и у Константина Николаевича не было повода чувствовать себя «принцем второго сорта».