Кортик - Анатолий Рыбаков

– Сравнил! Музыкальные школы! Эх ты… Вообще, Славка, тебе нужно как следует подумать о своем будущем.

– То есть?

– Чего «то есть»? Если ты хочешь, чтобы тебя приняли в комсомол, то надо серьезно подумать о своем будущем.

– Почему?

– Будто и не знаешь! – усмехнулся Генка. – Ведь ты музыкантом собираешься стать?

– Допустим. Что же из этого?

– Как – что? Ведь ты на сборе был? Беседу о задачах комсомола слышал? Что Коля говорил? Он говорил, что задача комсомольцев – строить коммунизм. Так?

– Так. Но при чем тут музыка?

– Как – при чем? Все будут строить, а ты будешь на рояле тренькать. Этот номер не пройдет.

– Ты много построишь! Тоже строитель нашелся! – обиделся Слава.

– Конечно, – Генка развеселился, – конечно. Кончу семилетку, поступлю в фабзавуч. Буду металлистом, настоящим рабочим. Меня в комсомол и без кандидатского стажа примут. Мы с Мишей это давно решили. Правда, Мишка?

Миша медлил с ответом.

На последнем сборе отряда Коля читал речь Ленина на III съезде комсомола. И одно место в этой речи поразило Мишу: «…поколение, которому сейчас пятнадцать лет… увидит коммунистическое общество и само будет строить это общество. И оно должно знать, что вся задача его жизни есть строительство этого общества».

Миша много думал над этими словами. Они относились прямо к нему, к Генке, к Славе. Задача всей их жизни – строить коммунизм. То же самое говорил ему Полевой: «Будешь для народа жить – на большом корабле поплывешь». Это и значит строить коммунизм – жить для народа, а не для себя. А как же Слава? Разве он для себя будет сочинять музыку? Разве песня не нужна народу? А «Интернационал»?.. Миша посмотрел на Славу и сказал:

– Не беспокойся, Слава: я думаю, тебя примут в комсомол.

Послышался шум открываемой двери. Кто-то раздевался в коридоре, снимал калоши, сморкался.

– Папа пришел, – сказал Слава.

Продолжая сморкаться в большой носовой платок, Константин Алексеевич вошел в комнату. Всегда красные, его щеки были теперь пунцовыми от мороза. Плохо повязанный галстук обнажил большую медную запонку на смятом воротничке. Маленькие, заплывшие глазки смотрели насмешливо и добродушно.

– Ага, пионеры! – приветствовал он мальчиков. – Здравствуйте. – Он поздоровался за руку с каждым, в том числе и со Славой. – Мы ведь сегодня с тобой еще не виделись.

Вслед за Константином Алексеевичем вошла домработница Даша и начала накрывать на стол.

Константин Алексеевич вымыл руки, повесил полотенце на спинку стула и сел за стол. Слава перевесил полотенце в спальню и вернулся в столовую.

– О чем беседовали? – Константин Алексеевич заметил лежащий на столе конверт, взял его в руки, начал рассматривать. – «Петроград, адресный стол…» Кого это вы разыскиваете?

– Так, одного человека. – Слава забрал у отца письмо и спрятал в карман.

– Ну-ну, дела секретные! – засмеялся Константин Алексеевич, отщипывая и жуя хлеб. – Так о чем беседовали? О чем разговор?

– Мы, папа, о разных специальностях говорили. Кто кем будет, – ответил Слава.

– Гм! Ну и что же, кто куда?

– Мы так… неопределенно… просто разговаривали…

– Все же… – Константин Алексеевич посыпал суп перцем, хлебнул. – Все же?

– Я музыкантом буду, а они… – Слава показал на ребят, – пусть сами скажут. Вон Генка говорит, что комсомолец не может быть музыкантом.

– Я этого не говорил, – запротестовал Генка.

– Как не говорил? Вон Миша слыхал.

– Значит, вы меня не поняли. Что я сказал? – Генка посмотрел на Константина Алексеевича. – Я сказал, что, кроме музыки, надо иметь еще какую-нибудь специальность, чтобы быть полезным… – Генка слукавил совершенно обдуманно, потому что хорошо знал главный предмет разногласий между Константином Алексеевичем и Славой.

– Ай да Генка, – сказал Константин Алексеевич, – молодец! Вот об этом и мы со Славой часто беседуем. Специальность обязательно надо иметь. В жизни нужно на ногах стоять твердо. А там – пожалуйста, хоть канарейкой пой.

– Все же я буду музыкантом, – сказал Слава.

– Пожалуйста, кто тебе мешает! Бородин тоже был как будто неплохим композитором, а ведь химик… А? Химик… – Константин Алексеевич отодвинул тарелку, вытер салфеткой губы. – Необязательно быть именно химиком. Можно и другую специальность избрать, но чтобы ремесло было настоящее.

– Разве музыка, театр, живопись, вообще искусство – это не ремесло? – возразил Слава.

– Только ремесло это такое… воздушное. – Константин Алексеевич пошевелил в воздухе пальцами.

– Почему же воздушное? – не сдавался Слава. – Разве мало людей искусства прославили Россию: Чайковский, Глинка, Репин, Толстой…

– Ну, брат, – протянул Константин Алексеевич, – то ведь гиганты, титаны, не всякому это дано. – Он помолчал, посмотрел на Мишу. – Ну, а что Миша скажет по этому поводу?

– Я согласен со Славкой, – сказал Миша. – Если он хочет быть музыкантом, то и должен учиться на музыканта. Вот вы говорите: он должен получить специальность. Значит, он пойдет в вуз, станет инженером, а потом это дело бросит, будет музыкантом. Зачем же он тогда учился, зачем на него государство тратило деньги? На его месте мог бы учиться кто-нибудь другой. У нас ведь не так много вузов.

– М-да… – Константин Алексеевич задумчиво крошил хлеб. – Да… Не сговориться, видно, мне с вами… Я ведь человек старой закалки.

Он встал, заходил по комнате.

– Я ведь и сам не бирюк, понимаю. В молодости в спектаклях участвовал, чуть было актером не стал… Вот и жена у меня актриса. Я понимаю, молодость – она всегда жизнь за горло берет. – Он шумно вздохнул. – Да здесь дело совсем в другом…

Он придвинул к столу стул, одернул скатерть, опять прошелся и продолжал:

– Ведь и мне когда-то было четырнадцать лет. А кругом жизнь – дремучий лес. И моя мать, помню, все меня жалела: как, мол, ты один пробиваться будешь… «Пробиваться»! Слово-то какое! – Он рассек кулаком воздух. – Пробиваться!!! Биться!!! Вот как… Я молод был, думал: «Ага, вот хорошее место есть, доходное, как бы мне его заполучить», а он, Миша, говорит: «Ты, Слава, зря в вузе места не занимай, на этом месте другой может учиться…» Другой. А кто этот другой? Иванов? Петров? Сидоров? Кто он? Родственник его, приятель? Да нет! Он его и в глаза не видел, он его не знает и знать не хочет… Ему важно, чтобы государство еще одного инженера получило. Вот он о чем печется.

– Разве это плохо? – улыбнулся Слава.

– Я не говорю, что плохо. – Константин Алексеевич молча прошелся, потом остановился против Генки. – Вот, Генка, разбили они нас… А?