Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман

— Брысь! — прошипела Минна и замахала на кота руками, чудовище проскочило мимо нее и исчезло в коридоре.

Что-то заставило Минну повернуться и взглянуть на Беллу. Вероятно, отсутствие звуков, даже хоть какого-то похрапывания, прежде доносившегося из спальни хозяйки.

Белла лежала лицом к стене, голова на подушке, волосы беспорядочно свисали, покрывая лицо. Минна наклонилась и осторожно отвела спутанную седую прядь. Увидела лицо Беллы и поняла: она мертва.

В обычай похоронной компании входило оставить двух немых караульных у входа в дом, где умер человек. «Почему немых?» — спросила Минна мать на похоронах много лет назад. «Потому, — ответила та, — что рядом с умершим полагается быть печальными и молчаливыми, и к тому же инвалидам трудно найти работу, бедняжкам». На похоронах Беллы два немых парня с угрюмыми лицами стояли на страже в потрепанных длинных черных плащах, перетянутых грязными креповыми поясами, и неуклюжих цилиндрах. Только приглашенные гости имели доступ в дом к семье усопшей. Буфет и напитки тоже только для родственников. Тем, кто заметил венок из черного крепа на двери и пытался войти из любопытства, немедленно отказывали.

Все домочадцы не присаживались с момента трагического возвращения хозяек. Каждый с одержимостью был занят устройством тщательно подготовленных похорон. Первые несколько дней ушли на посещение магазинов похоронных товаров, канцелярских принадлежностей и портных, чтобы сшить соответствующую случаю одежду, заказанную Луизой для всех в доме.

Луиза, которая со дня рождения никогда не расставалась с сестрой, была безутешна. Она сидела в кабинете на краешке дивана, с нетронутым рукоделием на коленях, мысли ее витали далеко, и никто не знал, где именно. Она не разговаривала, не ела. Единственное движение, которое Луиза позволяла себе, — периодические походы в спальню, чтобы принять лекарства.

В обязанности Минны в период прощания входило сидение в гостиной рядом с телом Беллы, которое, к несчастью, приобрело красно-коричневый цвет, несмотря на предусмотрительно поставленные на него чаши с солью для замедления разложения. Специально отобранные особо пахучие цветы плохо скрывали тошнотворный запах тления. Поток посетителей, в основном вдов и дальних тетушек с двоюродными потомками, второпях выражал свои соболезнования Луизе, бросал мрачный взгляд на тело Беллы («Разве она не прекрасна?») и исчезал в спешке. Это был не тот дом, где хотелось задержаться.

После похорон и последующих дежурных визитов Луиза сообщила Минне, что им придется сидеть в доме без света шесть месяцев. Потребовалось не так уж много времени после смерти Беллы, чтобы первоначальный наплыв соболезнующих резко иссяк, и почти никто не появлялся. Но хуже всего было то, что Луиза постепенно теряла чувство реальности. Можно было предвидеть изменение поведения после похорон, но никто не ожидал ее постоянных и туманных бесед с покойной сестрой. Минна сознавала, что надо бы проявить сострадание и понимание, но, по правде говоря, уже не могла выносить все это. Через несколько недель Минна сообщила, что увольняется, и связалась с агентством, чтобы найти другую работу в качестве гувернантки или компаньонки.

Вскоре она расширила область поисков, уже ища место продавщицы, секретаря или бухгалтера — новые возможности для женщин, которые позволили бы ей держаться на плаву, но не были связаны с необходимостью работать, живя в чужом доме. И чем больше она об этом думала, тем сильнее ей это нравилось.

Однажды днем, когда Минна умирала от скуки, раздумывая над светским романом из библиотеки Беллы, она услышала, что к парадному крыльцу подъехала карета. Звук лошадиных подков о булыжники, звон колокольчиков на упряжи и приглушенные голоса донеслись с улицы. Минна выглянула в окно и увидела Зигмунда, выходящего из кареты с саквояжем в руке. Он помедлил мгновение, проверяя номер дома. Послеполуденное сияние осветило его профиль, когда он, сняв шляпу, пригладил волосы и направился к двери.

Минна смотрела на него, и сердце ее падало в пропасть. Она хотела бежать в спальню за вещами, но было слишком поздно. Со смешанным чувством страха и неописуемой радости Минна открыла дверь.

— Не старайся выглядеть разочарованной, — произнес Зигмунд, наклонившись, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Разочарованной? Я потрясена, — смутилась она. — Что ты здесь делаешь?

— Веселое местечко…. — сказал он, игнорируя ее неловкость и осматривая затхлую гостиную.

Едкий дух древних ковров и увядших цветов был непереносим.

— Мы еще в трауре.

— Нетрудно заметить, — промолвил Зигмунд и подошел к ней, отказываясь соблюдать дистанцию.

Минну поразило, что внешне он ничуть не изменился: аккуратен, начищенные башмаки, крахмальная рубашка. И уверенность, что ему рады. Она и глазом не успела моргнуть, как он зажал ее в углу и поцеловал в шею.

— Тебе не следовало появляться, — заметила Минна.

— Но разве ты не рада, что я здесь? — ответил он с самодовольной улыбкой, ничуть не обеспокоенный ее холодным приемом.

— Ты мог бы написать мне, сообщить…

— Я писал. Я ведь сказал определенно, что приеду.

Минна встретила его взгляд и осознала, что чувства ее не изменились. Она хотела, чтобы Зигмунд остался, и хотела, чтобы ушел.

— Давай прогуляемся, Минна. Пойдем в кафе и поговорим.

— Сейчас не самое лучшее время…

— Так что ты предлагаешь? Я пересек полстраны, чтобы увидеть тебя. Мы можем встретиться в другое время или выпить кофе немедленно.

Зигмунд взял ее за руку, и они стояли, не говоря ни слова.

— Только кофе, — произнесла она, высвободив руку из его ладони и стараясь сохранить самообладание.

Минна оставила Зигмунда в прихожей, набросила пальто, взяла шляпку и быстро взбежала к себе в комнату, умылась и наскоро причесалась. Потом, не боясь быть замеченной, вышла с ним на свежий холодный воздух. Они двигались по улице по направлению к реке, и Зигмунд мягко положил руку ей на поясницу, помогая пробиться сквозь толпу уличных разносчиков. Минна глубоко вздохнула, когда они входили в таверну, и последовала за ним к столу с видом на реку. Они сели, и он заказал бутылку вина и фрукты, сыр и хлеб.

Далее последовала учтивая беседа, обмен новостями. Минна с недомолвками описала смерть Беллы, долгий период траура, уход Луизы из реальности. Фрейд сострадательно кивал, но не забывал наполнять бокалы и рассказывал о непрекращающемся противодействии коллегии психиатров в Вене и о своем негодовании из-за их отказа помочь в его исследованиях.

Минна смотрела на него, временами не видя, словно ее затягивал водоворот звуков. Она пила, не останавливаясь, но губы запеклись, во рту пересохло из-за нервного напряжения.

— Итак, моя дорогая, Франкфурт еще не стоит тебе комом в горле?

— Я не буду работать у Касселей, у меня есть несколько предложений….

— В качестве кого?