Лазурные берега - Сара Ларк

— Не будет хорошо… Они не верят Шарлин. Думают, что умирать. Очень плохо, мадам. Очень плохо…

Деирдре решила не ждать, пока ее кто-нибудь встретит и проводит в дом. Она последовала за своим мужем по лестнице наверх и тут же поняла, как плохи дела у Курбенов. Из одной из комнат доносился жалобный визг, а в другой раздавались пронзительные крики. Виктор сначала зашел в спальню к господину Курбену и оставил дверь полуоткрытой. Несколько рабов обступили крепкого мужчину, который дергался в судорогах на постели и при этом громко кричал от боли. Виктор порылся в сумке. У него, как всегда, был строгий вид. Даже для него это было слишком. В конце концов, он не мог в одиночку заниматься сразу тремя пациентами.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила Деирдре.

Виктор на мгновение задумался.

— Это тяжелое отравление, — сказал он затем, вынимая из сумки колбу с темной жидкостью. — Нам… нам необходимо сначала вызвать рвоту у больных, а потом попытаться определить, чем вызвано отравление. Яд нужно удалить из организма… если только еще не слишком поздно…

Он попробовал влить в больного содержимое колбы. Деирдре беспомощно наблюдала за происходящим. Может быть, ей следовало сказать мужу, что она попытается сделать то же самое с мадам Курбен, но, честно говоря, Деирдре этого боялась.

— Ты можешь пойти к Иветте, — сказал Виктор. — Чернокожие говорят, что ей не так плохо. Может быть, она в состоянии разговаривать. Попытайся выяснить, из-за чего это случилось…

Деирдре, облегченно вздохнув, умчалась, в то время как месье Курбен выпрямился на своей кровати и его вырвало. Рабы начали убирать, а Виктор снова стал искать медикаменты. Из соседней комнаты, как и прежде, доносились жалобные крики мадам Курбен. Чернокожая служанка побежала туда с тазиком воды. В коридоре на корточках сидела чернокожая повариха и всхлипывала.

— Я ничего не делала, мадам. Верьте мне, я хорошая негритянка.

— А где здесь комната мадемуазель? — спросила Деирдре. — Ей ведь не так плохо, как ее родителям?

— Ей тоже плохо. Все плохо, очень плохо, но я ничего не делала…

Шарлин продолжала причитать, и узнать у нее еще что-либо было невозможно. Поэтому Деирдре пошла вслед за служанкой, которая проскользнула в одну из комнат, неся с собой нюхательную соль и чистые простыни. И действительно, здесь на кровати лежала Иветта Курбен, бледная как смерть, с черными кругами у глаз, очень слабая на вид. Однако ее не мучили судороги.

— Как она себя чувствует? — спросила Деирдре у служанки, которая пыталась поменять испачканное рвотой постельное белье.

— Она больна. Ее рвало. Три раза. Но сейчас ей лучше. Мне кажется…

— Мне ужасно плохо! — Голос Иветты Курбен был слабым, но в нем отчетливо слышался упрек в адрес рабыни, которая слишком легкомысленно описала ее страдания. — У меня судороги в животе. До сих пор. Это так больно…

Это нельзя было сравнить с тем, что чувствовали ее родители, однако Деирдре пока что ничего не сказала по этому поводу. Иветте не станет лучше, если она узнает, что Франсина и Ив Курбены, возможно, умирают. Вместо этого Деирдре перешла непосредственно к делу:

— Иветта, что вы ели на завтрак? Должно быть, ваши родители съели какого-то блюда больше, чем вы. И это блюдо, вероятно, вы все ели за завтраком… или, может, за обедом? Вы уже обедали?

Иветта кивнула.

— Это случилось во время обеда, — сказала она. — Папа потерял сознание уже за десертом, а маме стало плохо сразу после этого. У меня боли появились через некоторое время…

— А что у вас было на обед? — спросила Деирдре. — Вспомните, Иветта, какое блюдо ели ваши родители и чего вы не ели или к чему вы едва притронулись?

Молодая рабыня приблизилась к Иветте с кружкой воды и полотенцем и начала охлаждать девушке лоб. Иветта снова застонала.

— Суп, — ответила она. — Я не люблю супы, но отец всегда настаивает на том, чтобы я съела хотя бы пару ложек. На этот раз это был куриный бульон, который я терпеть не могу. Я, собственно, только делала вид, что ем, но проглотила, может быть, ложку.

Деирдре кусала губы. Она почти не разбиралась в медицине, однако здравый смысл подсказывал ей, что дела месье и мадам Курбен плохи. Если даже одна-единственная ложка супа вызвала такие тяжелые симптомы, то целая тарелка должна…

— А на вкус суп был не таким, как обычно? — спросила Деирдре.

— Он был ужасным, — пожаловалась Иветта. — Как я уже сказала, я не люблю куриный суп… Не так сильно, Сандрина, ты намочишь мне все волосы! — Иветта начала бранить свою рабыню, и Деирдре решила, что, по крайней мере, кризис она преодолела. Значит, яд был в курином бульоне.

Она испугалась. Яд? Неужели она подумала о яде? До сих пор Деирдре полагала, что отравление было вызвано испорченными продуктами, может быть, мясом. Может, курица для супа…

— Патрик зарезать курица незадолго перед тем, как варить. Я клянусь! И я сама пробовала суп. Все было хорошо. Шарлин ничего не добавляла в суп! Мадам верить Шарлин! — Повариха, которую Деирдре расспросила сразу же после разговора с Иветтой, вновь начала доказывать свою невиновность.

Деирдре испытующе посмотрела на толстую чернокожую женщину. Она не могла представить, чтобы повариха стала травить своих хозяев. А судя по тому, какая она была толстая, она определенно предварительно пробовала все блюда. Ведь она должна была первой попробовать этот суп, и при этом, определенно, съела его как минимум столько же, если не больше, чем Иветта. Но Шарлин была совершенно здорова…

— А кто подавал суп на стол, Шарлин? — спросила Деирдре.

Повариха ненадолго задумалась.

— Новая девочка, — сказала она затем. — У нее такое странное имя… Она африканка.

— Ассам, — подсказала служанка Иветты, которая как раз проходила мимо с озабоченным видом, без сомнения, выполняя новое задание хозяйки. — Она здесь всего три или четыре месяца.

Деирдре насторожилась. Это был след…

Она сошла по лестнице вниз и натолкнулась на крепкого раба, который перед этим принимал у них лошадей. Он тем временем вошел в дом и уже командовал слугами. Вероятно, это был мажордом, который сегодня из-за царившего в доме хаоса не надел ливрею.

— Где я могу найти Ассам? — осведомилась у него Деирдре.

Мужчина, однако, не смог дать ответ на этот вопрос. И остальные рабы тоже не могли вспомнить, когда в последний раз видели «африканку».

Через два часа месье Курбен умер. Тело его жены все еще сотрясалось в судорогах. За это время она настолько ослабела, что уже не могла стонать или кричать.

В тот же вечер она последовала за своим супругом. Узнав об этом, Иветта разрыдалась. Она успокоилась лишь тогда, когда Виктор дал ей лауданум[20].

Это могло ослабить организм девушки еще сильнее, однако ее пульс нормализовался и она, казалось, благополучно пережила отравление. Ни у Виктора, ни у Деирдре не осталось сил на то, чтобы утешать ее.