Запретные удовольствия - Юкио Мисима

Обстановка комнаты соответствовала случаю. На стене висела картина, изображающая спящего Эндимиона[65]в луговой траве и цветах, купающегося в лунном свете. Электрический обогреватель был включен, на столе стояла бутылка коньяка, кувшин с водой и проигрыватель. По вечерам, когда проходили вечеринки, иностранец, занимавший эту комнату, обычно предоставлял её в распоряжение гостей.

Нобутака включил проигрыватель, затем неспешно налил две рюмки коньяку. Юити вдруг встал, намереваясь выйти из комнаты. Поуп посмотрел на юношу глубоким ласковым взглядом, в котором, правда, ощущалась необычная властность. Юити, сдерживаемый любопытством, снова сел.

– Расслабься. Наплевать на этого сопляка. Я дал ему денег, договорившись, что он вернется к тебе потом. Если бы я этого не сделал, у меня не было бы возможности переговорить с тобой в спокойной обстановке. А раз тут пахнет деньгами, он тебя подождет.

Нужно сказать со всей откровенностью, что желание Юити быстро ослабело с того самого момента, как ему захотелось ударить мальчика, хотя он был далек от того, чтобы признать это перед Нобутакой. Он сидел молча, словно пойманный шпион.

– Я сказал, что хотел поговорить, – продолжал Поуп. – Не особенно формальный разговор – я просто подумал, что мне бы хотелось поговорить с тобой по душам. Ты ведь выслушаешь меня, верно? Я все еще помню тот день, когда в первый раз увидел тебя на вашей свадьбе.

Будет довольно утомительным передавать весь тот длинный монолог, которым увлёкся Нобутака Кабураги. Он продолжался под аккомпанемент десяти танцевальных пластинок, проигрываемых с обеих сторон. Нобутака прекрасно знал впечатляющий эффект собственных слов. Прежде телесной ласки шла ласка словесная. Он преобразился в зеркало, которое отражало Юити. За этим зеркалом ему удалось спрятать самого Нобутаку, его возраст, его желание, его неординарность и его изобретательность.

Пока Нобутака монотонно вёл свой монолог, Юити время от времени слышал успокаивающее: «Ты не устал от всего этого?», или «Если тебе наскучило, скажи мне, и я прекращу», или «Тебя не раздражает это разговор?». В первый раз вопрос был задан как робкая мольба, во второй раз он был произнесен безнадежно подавленным тоном, в третий раз он был полон уверенности, словно Нобутака не сомневался, что Юити улыбнется и отрицательно покачает головой в ответ.

Юити не было скучно. Совсем наоборот. Почему? Потому что монолог Нобутаки был о нём и ни о чем больше:

– Твой лоб так холоден и чист. Твои брови… как бы это сказать… они выражают чистую юношескую волю.

Когда ему не хватало сравнений, он некоторое время пристально всматривался в брови Юити. Это был приём гипноза.

– Кроме этого, есть некая гармония между этими бровями и этими глубокими печальными глазами. Эти глаза говорят о твоей судьбе. Брови говорят о твоей воле. То, что между ними, – это борьба.

Единственный головной убор, который подходит к таким бровям и таким глазам, – это греческий шлем. Сколько раз я видел твою красоту во сне! Сколько раз я желал поговорить с тобой! Тем не менее, когда я встретил тебя, слова застряли у меня в горле, как у мальчишки. Я убежден, что из всех молодых людей, которых я видел за последние тридцать лет, ты — самый красивый. Никто не может сравниться с тобой. Как это тебе в голову пришло полюбить какого-то Рё-тяна? Посмотри хорошенько в зеркало. Красота, которую ты открываешь в другом мужчине, происходит целиком и полностью от твоего собственного неведения и самообмана. Ты думаешь, что нашел красоту в других мужчинах. Ошибаешься! Красотой обладаешь целиком ты, другой красоты больше нигде не найти. Когда ты «любишь» другого мужчину, ты недооцениваешь себя – ты, который и есть само совершенство.

Лицо Нобутаки медленно приближалось к лицу Юити. Его высокопарные лестные слова зачаровывали. Ни одна обычная лесть не шла с ними ни в какое сравнение.

– Тебе не нужно имени, – продолжал он. – Действительно, красота с именем – ничто, иллюзия. Тебе не нужно имени, чтобы выполнять твою человеческую миссию. Ты на сцене. Твое сценическое имя есть «Молодой Человек». Нигде больше нет актеров, которые могут носить этот титул. Все они зависят от личности, характера или имени. Все, что они способны изобразить, – это молодой человек Итиро, молодой человек Джон, молодой человек Иоханнес. Ты, однако, в своем существовании – олицетворение универсального имени «Молодой Человек». Ты являешься типичным представителем «Молодого Человека», который появляется в мифах, в истории, в обществе, и Zeitgeist[66]всех стран мира. Ты олицетворяешь всё. Твои брови символизируют брови миллионов молодых людей. Бутоны твоих губ вмещают образы миллионов молодых губ. Твоя грудь, твои плечи… – Нобутака погладил плечи юноши. – Твои бедра, твои ладони… – Он сильнее прижал своё плечо к плечу Юити. Он навсегда запечатлел в памяти профиль юноши. Затем он протянул руку и выключил лампу на столике. – Сиди спокойно. Пожалуйста, умоляю, не двигайся. Какая красота! Ночь расступается. Небо светлеет. Определенно ты чувствуешь эти слабые беспорядочные признаки рассвета здесь, на своей щеке. Однако эта щека все еще находится в ночи. Твой совершенный профиль витает на границе между ночью и днем. Прошу тебя, сиди спокойно.

В чистый час, отделяющий день от ночи, Нобутака смотрел на чудесно вырисовывающийся профиль юноши. Эта мгновенная резная работа стала бессмертным произведением искусства. Этот профиль обрел во времени форму, отдельную от его владельца, и, зафиксировав совершенную красоту во времени, сам стал непреходящим творением.

Оконные занавески были раздвинуты. Стекла впускали светлеющий пейзаж. Из этой маленькой комнаты открывался вид на море. Сонно мигал маяк. Над морем грязно-белые лучи поддерживали нависшие облака в темном рассветном небе.

Юити охватила глубокая апатия – внезапное ощущение сонливости и опьянения. Портрет, изображенный словами Нобутаки, избавился от зеркала и постепенно сроднился с Юити. Волосы Юити, прижатые к спинке софы, казалось, становятся все тяжелее и тяжелее. Желание сливалось с желанием, желание удваивало желание. Такое призрачное ощущение не поддавалось объяснению. Душа сонно парила над душой. Без помощи желания душа Юити соединилась с душой еще одного Юити, которая уже слилась в ней. Лба Юити коснулся лоб Юити, красивые брови коснулись красивых бровей. Эти полуоткрытые губы сонного юноши прижались к красивыми губам его самого, такого, каким он себя представлял.

Первые проблески зари пробились сквозь тучи. Нобутака отпустил щёки Юити, которые держал обеими руками. Его пиджак теперь лежал на стуле в стороне. Освободившиеся руки быстро отстегнули подтяжки и спустили их с плеч.

Он снова взял лицо Юити в ладони. Его самодовольный рот опять прижался к губам Юити.